Фредди не понимает, что пошло не так и в какой момент. Сколько лет они жили вместе, и у Роджера никогда не было проблем с тактильностью, по крайней мере, когда дело касалось именно Фредди, Роджер всегда позволял ему больше, чем остальным. Но тот вечер в гостиной что-то сломал, а возможно, все началось еще раньше, кто знает. И Фредди приходит только одно объяснение на ум: Роджер что-то заподозрил.
Это самый худший сценарий из всех возможных, и у Фредди стоит ком в горле, когда он пытается говорить, наверное, поэтому голос такой глухой и тихий, словно мертвый.
— Давай поговорим начистоту, — произносит он, — тебе не нравится, что я трогаю тебя? — прямо спрашивает он и ужасается, насколько пошло звучат эти слова. Он молится, чтобы Роджер ответил правду, чтобы не закрылся, как делает это в последнее время, потому что хуже всего для Фредди — это недоверие друга, он не хочет его терять и ради этого готов больше никогда в жизни не прикасаться к Роджеру, если только тот скажет.
Роджер не ожидает такого вопроса, он думает, Фредди будет говорить о его срыве, поэтому не сразу соображает, что ответить. Нет, конечно, ему нравится, когда Фредди трогает его, но ведь в этом-то вся и проблема, и поэтому он не хочет, чтобы Фредди трогал его… Хотя кого он обманывает, конечно же, он хочет. Хочет так, как никогда еще в жизни не хотел, и это сводит его с ума. Но как правильно оформить свои мысли в слова, чтобы не выдать себя, Роджер просто не знает, поэтому медлит с ответом.
Фредди воспринимает его молчание по-своему, он понимает, что попал в точку, и даже несмотря на то, что Роджер все же произносит тихое «это не так», он осознает, что это ложь и Роджер просто не хочет огорчать его. Фредди рад, что тот не смотрит на него сейчас, потому что уверен, что на его лице отображаются все его эмоции. Вся боль, пронесенная сквозь года, вся безнадежность в мире. Фредди чувствует себя ужасно, но каким-то чудом берет себя в руки.
— Если я поставил тебя в неловкое положение, то прости, — говорит он глухо. — Роджер, ты был всегда моим самым лучшим другом, я не хочу терять нашу дружбу из-за каких-то недоразумений.
Он не может понять, что конкретно не так, и остается только догадываться, но, похоже, та неловкая ситуация в гостиной действительно всему виной. Что, если Роджер решил, что Фредди как-то подкатывает к нему? Наверное, это открытие не из приятных — узнать, что все это время человек, которому ты доверял и считал лучшим другом, что-то такое замышляет. Фредди может только догадываться, каково сейчас Роджеру.
Роджер сидит, затаив дыхание, он тоже не хочет терять дружбу из-за подобных недоразумений, но никак не может пересилить себя и наконец отмереть. Он понимает, что надо что-то сказать, что-то сделать, чтобы Фредди не вздумал винить себя, чем он сейчас и занимается. Роджер не смотрит на него, но прекрасно все чувствует, каким-то непостижимым образом горечь в голосе друга говорит ему все лучше всяких слов. Роджеру прямо сейчас так хреново, как никогда еще не было, и ему нужно время и пространство, хотя бы чуть-чуть, чтобы ответить.
— Все нормально, — только и говорит он, встает с кресла и пересаживается на кровать. Тут дышится легче и тяжелее одновременно. Стоит взглянуть на Фредди — и сердце больно сжимается. Тот выглядит до того одиноким и несчастным, что Роджер едва подавляет желание подойти и обнять его. Он пытается собрать мысли в кучу, и горячие обнимашки сейчас совсем ему не помогут, но он терпит одно фиаско за другим и просто открывает и закрывает рот. Все, что он может — это чувствовать и положиться на чувства, но Роджер пока еще сопротивляется, потому что боится.
Фредди видит, что ничего не нормально, но не настаивает, потому что не хочет показаться навязчивым. Он обещает себе быть осторожнее впредь и постараться развеять все подозрения Роджера насчет себя, если таковые есть. К сожалению, тут поможет только время, и прямо сейчас он, похоже, бессилен. Ему очень хочется уйти, потому что «держать лицо» очень сложно, на самом деле хочется просто плакать, впервые за долгое время. Роджер больше не смотрит на него так как раньше, он стал словно чужим, и страх в его глазах — это то, чего Фредди вынести не может.
— Хорошо, спокойной ночи, Роджер, — говорит он, и, когда Роджер даже не отвечает ему, встает и идет к двери, на душе так погано, что желание напиться до потери памяти посещает его впервые за долгое время. Он практически сбегает от Роджера и себя самого.
У Роджера внутри все переворачивается, пока Фредди направляется к дверям, и ощущение такое, что все у них очень и очень плохо, еще хуже, чем было до визита Фредди. Роджера внезапно одолевает такой страх, что он заглушает все остальные эмоции, вид уходящего Фредди ввергает в панику, потому что так не должно быть, это не правильно, они не должны вот так расставаться, словно чужие! Фредди просто уходит всего лишь в свою спальню, а у Роджера такое предчувствие, что из его жизни, и на сей раз уже навсегда.
Он не знает, что толкает его вперед, он не думает ни о чем, превращаясь в один сплошной комок непреодолимого желания — остановить, вернуть, все исправить, что угодно, пусть лучше его имя будет вечно покрыто позором, когда все откроется, но только не расставаться так!
— Фредди! — сдавленно окликает его Роджер, когда тот уже у самых дверей, его голос так тих, но Фред слышит и оборачивается. И тут же оказывается в крепких объятиях друга. Он едва не падает, когда тот налетает на него.
По щекам Тейлора ручьем текут слезы, и он никак не может контролировать этот процесс, он превращается в одно сплошное трясущееся желе, но ему до этого совершенно нет дела. Роджеру вдруг становится плевать на свои страхи быть раскрытым, потому что -кого он обманывает? — самый страшный его страх — это снова остаться без Фредди, не без его дружбы, а именно без Фредди. Он утыкается Фредди носом в шею, вдыхая знакомый любимый запах, и держит так крепко, что даже захоти Фредди вырваться, у него не получится. Но тот не вырывается, а наоборот, крепко обнимает в ответ и, наконец-то, запускает пальцы ему в волосы.
— Фредди, мы два идиота, — хрипит Роджер ему в плечо, у него кружится голова от странной эйфории и от радости, что он все-таки пересилил себя. Он чувствует легкость в груди, когда ощущает, как все его страхи и комплексы отступают семимильными шагами перед пониманием очевидного. Даже если Фредди когда-нибудь что-нибудь заподозрит, он никогда от него не отвернется.
Они обнимаются, наверное, с минуту, и эта минута кажется Роджеру самой невероятной в его жизни. Он так долго жил в страхе разоблачения, что сейчас хочется смеяться от радости.
— Согласен, идиоты и есть, — не менее хрипло отвечает Фредди, и когда Роджер поднимает лицо, то видит, что и у Фреда все щеки мокрые. Они смотрят друг на друга какое-то время, а потом смеются.
Фредди понимает, что, чтобы там ни было с Роджером, теперь этого уже нет, а последний вздыхает с облегчением, потому что тема закрыта и больше никто не будет мусолить ее. У него все еще немного кружится голова — от счастья, несомненно — и он утягивает Фредди на кровать.
— Ты не должен вот так уходить, — говорит, он, вытирая слезы длинным рукавом.
— Конечно, не должен, — соглашается Фредди, щеки он вытирает просто ладонями, и Роджер невольно любуется длинными пальцами, на которых уже появились кольца. — У тебя вид ужасный, тебя надо спасать, дорогуша, — добавляет Фредди и тянет Роджера за рубашку.
Рубашка действительно неприглядная, Роджер спит в ней уже несколько дней, и она покрылась пятнами и вся мятая.
— Готовься, Лиззи, сейчас будем тебя наряжать, — зловеще говорит Фред, и Роджер счастливо смеется в ответ, понимая, к чему тот клонит. Фредди — это такой Фредди, озабоченный шмотками и молящийся на них.