— Ты говорил с Мэри Остин? — спрашивает Леннон чуть погодя.
— Это было не так очевидно, — в своё оправдание говорит Фредди.
— Да, она сработала куда чище, но поверь мне, Фред, не верь ни единому слову этих ублюдков из корпорации.
Фредди и до этого подозревал, что с корпорацией всё не чисто, но Джон, судя по всему, в этом уверен.
— Они ведь дали нам второй шанс, разве это не повод для благодарности?
Джон снова усмехается.
— Я записал для Пола кассету, там было несколько моих новых песен и записка, где я попросил прощения. Я хотел отправить её, помириться, и я знаю, он бы простил. За несколько недель я начал готовить бумаги на развод с Йоко, а после, во время очередной ссоры, в пылу сказал ей об этом. Сказал, что хочу наладить с Маккой отношения и вернуть The Beatles.
Фредди не знал об этом, наверное, никто об этом не знал, но пока что он не совсем понимает, в чём дело и какое к этому отношение имеет корпорация. Джон замолчал, он молчал почти минуту, а после тяжело вздохнул и поднял на Фредди тяжелый взгляд.
— А на следующий день меня застрелили.
Фредди болезненно шикает, когда фильтр обжигает его пальцы. Он пялится на Джона нечитаемым взглядом.
— Странно, правда? Она отдала Полу кассету только в девяностых, после того, как он подписал контракт, она сделала это специально, а он винил во всём себя.
Фредди хочется верить в хорошее, в то, что они заслужили новую жизнь своей музыкой. Он не хочет видеть в Мэри монстра, ведь столько лет он доверял этой женщине безоговорочно, но всё, что рассказывает Джон, кажется ему подозрительным и мерзким: что, если и их жизнями играли точно так же? Фредди почти уверен, что так оно и было.
— Но знаешь, Йоко не посчастливилось встретиться с нами в коридоре, ты бы видел Макку, я думал, он её убьёт на месте, — смеётся Джон.
Фредди, если честно, не до веселья.
— Ты не счастлив тут?
— Я счастлив. Я молод, жив, полон сил, моя группа со мной, и я могу заниматься музыкой — я не совсем охуевший, чтобы жаловаться на вечную жизнь и молодость рядом с дорогими мне людьми. Но факт в том, что всё это стоило нам одной загробленной жизни, этот второй шанс принёс столько боли тем, кого я люблю, что я не уверен, что согласился бы на всё это, знай заранее. Я так и не смог выяснить всего, что с нами произошло, но одно уяснил точно — сопровождающие не появляются просто так, поверь мне.
Фредди пытается вспомнить свою первую встречу с Мэри и проанализировать каждую мелочь, которая могла бы показаться ему странной, и на самом деле только сейчас он понимает, что этих странностей было даже слишком много.
— Ладно, у тебя концерт, и тут намечается аншлаг, так что не грузись слишком по этому поводу. Я просто хотел предупредить тебя, чтобы ты держался своих и поменьше доверял людям из корпорации. Ещё свидимся, Меркьюри, — говорит Джон и хлопает его по плечу.
— Постой, — Фредди окликает Леннона, прежде чем тот успевает скрыться за углом. Джон вопросительно поднимает брови.
— Не поделишься? — Фредди бросает взгляд на карман его куртки, где сейчас покоится пачка сигарет.
Лен смеётся и отдаёт Фредди целую пачку, заверяя, что он достанет себе ещё.
— Ты только спрячь, мы хоть и легенды, но с полицией шутки плохи, — предупреждает Джон и уходит, почти сразу пропадая из вида.
Фредди с удовольствием смотрит на свой драгоценный подарок, он уже представляет, как обрадуется Роджер, который просто с ума сходит от отсутствия никотина.
Леннон заставляет его думать о вещах, о которых он старается не думать. Фредди резонно решает отложить эти тяжкие думы на потом, так как сейчас у него действительно концерт — и это всё, что имеет значение.
1986
Все пребывают в довольно странном настроении с самого утра, обычно завершающий концерт тура — довольно радостное событие, но в этот раз Роджер уверен, что слово «радость» навсегда исчезло из его лексикона. Никто не говорит об этом вслух, но каждый ощущает, это осознание буквально витает в воздухе: это их последний концерт, и изменить что-то уже никто не в силах.
У Роджера было время, чтобы помочь, уберечь от ошибок, но он потратил его на нелюбимую женщину и обиды, он убедил себя, что не нужен Фредди, когда на самом деле был ему необходим. Фредди нужен был хоть кто-нибудь рядом, и Роджер мечтает пустить себе пулю в лоб за то, что это проигнорировал. Он винит во всём себя, это их последний концерт, и это тоже его вина.
Впервые в гримёрке так тихо, эта тишина буквально режет по ушам — до того она невыносима. Сцепиться с Фредди, вывести из себя Брайана — Роджер хочет этого, но понимает: это теперь останется лишь воспоминаниями.
Бри сбегает первым, не выдерживая этой давящей тишины. Неловко топчется у дверей, хмурится, не в силах придумать причину своего ухода.
— Пойду проверю гитару, — спустя пару минут говорит он, и это до того нелепо, что Брайан и сам прекрасно это понимает. Впрочем, ему всего лишь нужен повод сбежать, наверное, как и всем им.
Фредди тяжело вздыхает и залпом выпивает полный бокал шампанского. Роджер вдруг думает, можно ли Фредди пить? Боже, он такой идиот, он ни хрена не знает о СПИДе, сможет ли здоровый образ жизни продлить Фредди жизнь? Мысль об этом подкатывает к горлу приступом паники, он даже мысленно пока что не признается себе, что болезнь Фредди смертельна, он не готов с этим смириться, он всё ещё не верит в это и не собирается. Возможно, врачи ошиблись? Так ведь бывает.
— Дай сигарету, — хрипло просит Джон, и вид у него до того странный, что Роджер его совсем не узнаёт.
Дики — эталон спокойствия, он всегда уравновешивает их, кричит тише всех, не ломает мебель, но именно сейчас Роджер чувствует, что тот чертовски зол.
— Ты не куришь, — отвечает Роджер, на самом деле он и сам вроде как бросил, вот только пачка сигарет всегда при нём, а после всего, что он узнает, за день он выкуривает её почти полностью.
— Тебе какое дело? Решил мне в мамочки заделаться? — нервно бросает Дики, удивляя Роджера ещё больше. Они все несколько не в себе, и если Роджер ненавидит лишь себя, то, кажется, Джон ненавидит всех вокруг.
Фредди горько улыбается, поправляет белую майку у зеркала и говорит:
— Дай ему сигарету, дорогуша, Джону нужно успокоить нервы.
Роджер не понимает, как Фредди может быть таким спокойным, когда самого его словно разрывает на мелкие кусочки.
Джон даже не смотрит в сторону Фреда, он резко хватает из рук Роджера сигарету и, громко хлопнув дверью, уходит из комнаты. Они с Фредди остаются одни.
— Можешь тоже уйти, если хочешь, — пытаясь выглядеть беззаботным, говорит Фред.
Впрочем, Роджер прекрасно видит, сколько боли плещется на дне чёрных глаз.
— И с чего бы мне уходить? — спрашивает Роджер, разглядывая Фредди до того пристально, что тому даже становится неудобно.
— Я ведь не идиот, вижу, что вам тяжело находиться рядом со мной, — если бы Фредди мог уберечь своих близких от боли, он бы сделал для этого всё, но он и так скрывает достаточно долго, рано или поздно ему пришлось бы раскрыть правду.
Фредди хочет, чтобы Роджер узнал всё лично от него, а не от от каких-нибудь папарацци, которые уже наверняка готовят тонну грязи, чтобы вылить на него.
— Фредди, прошу, не будь таким, я всегда хотел быть рядом и сейчас хочу, — слишком эмоционально бросает Роджер, и в глазах у него собирается влага.
Если бы он только был рядом, он смог бы уберечь Фредди от всего на свете.
— Прости, я не хочу, чтобы ребята страдали из-за меня, я не хочу, чтобы тебе было больно, — Фредди наконец-то снимает свою маску спокойствия, и Роджер видит его настоящего.
Настоящий Фредди ранимый и застенчивый, родной и домашний, Роджер готов молиться кому угодно, лишь бы болезнь оказалась лишь его страшным сном.
— Фредди, может быть, врачи… — он на секунду запинается, слова даются с трудом, — может быть, они ошиблись? Такое ведь часто бывает.
Роджер смотрит с такой надеждой, что сердце Фредди рвётся на части, он готов даже соврать, лишь бы в самых любимых глазах больше не было боли.