— Ему бы понравилось, Роджер, — мягко и немного грустно произносит Бри.
Его грусть стала светлой, такой, какой она становится со временем, когда ты принимаешь неизбежное и всё, что тебе остаётся, это тёплые воспоминания. Брайан смирился, Роджер всё ещё нет.
Он бы и рад, но в его доме всё ещё стоит бутылка любимого шампанского Фредди, он каждый день покупает сырные бисквиты, хотя терпеть их не может, а ещё Роджер ждёт, он знает, что Фредди больше никогда не придёт, но не меняет замки, потому что у Фредди есть запасной ключ.
— Думаешь? Он был бы в ужасе от этой лживой, пафосной церемонии, — горько усмехаясь, бросает Роджер и отворачивается к воде, вдыхая свежий озёрный воздух.
— И где тут ложь, Роджер? Мы все любим Фредди, разве нет? — спрашивает Бри, и в его голосе проскальзывают нотки раздражения.
— Да во всем, чёрт возьми! Этот хренов кусок бронзы, образ Фредди, — это всё, что осталось от него, и все вокруг думают, что это нормально, что так и должно быть, но они ни черта не понимают, насколько это ужасно! — не стесняясь никого, кричит Роджер, благо уже поздний вечер и мало кто обращает на них внимание.
— Я понимаю тебя, он и мой друг тоже, и то, что на самом деле его здесь нет, это действительно ужасно, но так нельзя, Роджер, ненависть ко всему миру не даст тебе ничего, — как всегда с присущей ему мудростью заявляет Брайан.
— А мне больше ничего и не нужно, — Роджер никогда не считал себя религиозным, но каждый день с восемьдесят шестого он просит Бога помочь Фредди.
Он обещает отдать взамен всё что угодно, но вот они тут, и за их спинами всего лишь памятник, Роджер посылает Бога на хрен и зарекается просить о чём-то его снова.
— Мир не виноват в том, что произошло, — Брайану больно слышать всё это, он не встречал людей жизнелюбивей Роджера, а сейчас от него осталась лишь серая тень.
— Хрен там, Брайан, этот убогий мир сделал с ним это и продолжает делать, обливая его грязью изо дня в день, какого чёрта им ещё нужно? Его уже нет, чего ещё они хотят? Они пишут, что он сам виноват в том, что произошло, что он был дешёвой потаскухой и лез в койку к первому встречному, они говорят, что он был жалким наркоманом, готовым за дозу на что угодно, но никто из них не знает его, мой Фредди не был таким! — Роджер сам не понимает, почему он использует это собственническое слово, возможно, это не правильно, но Фредди был его другом, примером для подражания, его стимулом становиться лучше, он, чёрт возьми, был его миром, его звездой, которая светила так ярко — и так же ярко сгорела и погасла, оставив Роджера одного среди холодного вакуума. — Мой Фредди был отзывчивым и добрым, он готов был согреть своим теплом весь этот мир, который никогда не заслуживал его, он был робким и застенчивым, он был настоящим, в отличие от всех остальных, — Роджер не понимает, зачем он говорит всё это Брайану, ведь тот знает Фредди не хуже него самого, и, наверное, это глупо, но Бри стирает слёзы с щёк и сгребает Роджера в объятия, крепко прижимая к себе.
И эта забота ломает Роджера похуже любого сурового слова, он утыкается в чужое плечо и плачет, он думал, что слёз больше не осталось, но они всё льются и льются, а рубашка Брайана становится мокрой. Они так и стоят на берегу озера, а над ними, укрытый вечерними сумерками, возвышается Фредди.
Роджер успокаивается лишь спустя полчаса. Он вытирает мокрые от слёз щёки и смотрит в такие же заплаканные глаза Бри. Этот день был тяжёлым для всех, и эмоции просто взяли верх.
— Пойдём в отель, завтра вылет в семь утра, — говорит Брайан немного хрипловатым голосом.
Роджер отрицательно качает головой:
— Я побуду тут немного.
Брайан подозрительно прищуривает глаза.
— Не беспокойся, топиться не буду, — «хотя очень хочется», думает Роджер.
Брайан несколько раз оглядывается, прежде чем уйти, а Роджер молча садится на холодный асфальт, прислоняясь спиной к памятнику Фреда. Он просто сидит молча, курит и слушает, как шумит вода, Роджер теперь понимает, почему Фредди так нравилось здесь.
— Ты звал меня прогуляться по набережной, и вот я здесь, — горько усмехаясь, говорит он.
Город уже опустел, а на улицах становится совсем холодно.
— Вечно я опаздываю, а ты ведь говорил «ставь будильник».
Роджер с трудом поднимается на ноги — они занемели и совсем не слушаются.
— Мне так хреново, Фред, — шепчет Роджер и прикасается пальцами к сплаву в надежде почувствовать тепло — его Фредди всегда тёплый, но пальцы обжигает холод, и Роджер до крови закусывает губу.
Он одёргивает руку, кутается посильнее в тёплый шарф, подаренный когда-то Фредди, и уходит. Когда-нибудь это закончится, когда-нибудь Роджер добьёт себя алкоголем, драками в барах и сигаретами, когда-нибудь… Неплохо, если бы завтра.
Они завтракают в довольно уютной тишине, и, к счастью, это утро совсем не похоже на утро из кошмара. У них нет сенсорной плиты, и кофе не продают в магазинчике неподалеку. Роджер сам заказывает завтрак, который Фиона печатает на столе, и ему остается лишь переложить и перелить всё это в настоящую посуду, чтобы стол выглядел так, как они оба с Фредди привыкли.
Их кухня уже совершенно другая. На столе скатерть, на стульях мягкие подушки, даже стена, имитирующая окно, занавешена настоящими шторами. Фредди старается придать уют каждому уголку их квартиры, и она очень быстро обрастает вещами и бесполезными безделушками, заказанными из интернета. Роджер не жалуется, он знает, как Фредди нравится вся эта мелочёвка.
Роджер чувствует себя немного виноватым за свой кошмар и немного смущенным из-за того, что заставил Фредди спать рядом с собой. Тот выглядит понурым и задумчивым, и Роджер лишний раз не лезет к нему с расспросами, полагая, что причина плохого настроения Меркьюри — именно он.
Однако когда Фредди выходит из душа, видит накрытый стол и сырные бисквиты на завтрак — пусть и не совсем такие, как в семидесятых, но тем не менее это они, — улыбка касается его губ и глаз.
— Замечательно пахнет, дорогуша, — говорит он, приобнимает разливающего кофе Роджера за плечи и коротко чмокает куда-то в волосы.
У Роджера по всему телу бегут мурашки и безжалостно тыкают его своими маленькими молниями-иголками. К счастью, кофе не льется мимо кружки, и ему удается сохранить хотя бы видимое, но спокойствие.
Пока они едят, Роджер раздумывает, стоит ли говорить Фредди о том, что у него сегодня вечером свидание. Он не знает, будет ли вообще уместно предупреждать об этом заранее, кроме того, мысль о том, что Фредди начнет подкалывать его — а скорее всего так и будет, — заставляет придержать язык. На самом деле Роджер все еще стесняется того, что идет на свидание с парнем, и он совершенно точно не скажет Фредди правду, если тот спросит, кто на сей раз эта «красотка». Роджеру страшно, потому что еще совсем недавно он бы скорее сдох, чем позволил парню приблизиться к себе, поэтому, поразмыслив, он, в конце концов, решает промолчать и сообщить об этом лишь перед самым выходом, просто чтобы Фредди не волновался.
Сегодня у них свободный от репетиции день и ничего кроме учебы, так что вряд ли Роджер своим свиданием сорвет какие-то важные планы. Они даже в студию не спускаются, потому что нужно наверстать упущенные учебные часы. Вайнона составила им строгий учебный план, и они не должны отставать. В роли учителя выступает ИИ по имени Хокенс. Он преподавал в корпорации и продолжает быть их учителем до сих пор.
И несмотря на то, что никто особо не рад учиться заново, удобство нынешнего образовательного процесса неоспоримо. Им даже не нужно собираться вместе, и они могут делать во время урока почти все что угодно, если это не мешает запоминанию. Роджер валяется на постели, крутит в руках ненужный пока планшет и машет ногой, глядя на голоэкран, парящий над ним. Хокенс вещает с потолка, и Роджер рад, что ему даже записывать ничего не надо. Одни из приоритетов современного образования — это именно запоминание и быстрая печать, несмотря на то, что повсюду распространен голосовой набор. Печатать Роджер ненавидит, а вот на память никогда не жаловался, и сейчас ему не особенно трудно, хотя иногда он просто не понимает, о чем говорит ИИ, и у них происходят длительные обсуждения, что очень тормозит учебный процесс. Тем не менее Хокенс хвалит Тейлора, и тот нервничает не так сильно, как мог бы.