Почти два месяца он старательно закрывается от окружающего мира, ревностно оберегая свою боль от других, прячась в своих четырёх стенах. Но сейчас его накрывает бурным потоком эмоций. Он злится на Фредди, он чертовски злится на него. Он до дрожи в руках мечтает прямо сейчас хорошенько заехать по смазливому лицу, чтобы видеть в больших чёрных глазах искреннее недоумение, а после и гнев. Он так хочет этого, что нет мочи терпеть! Но Фредди нет, его, чёрт возьми, больше нет!
— Ты думаешь, одному тебе плохо, Роджер? Думаешь, только твоя жизнь катится в пропасть? Оглянись вокруг, чёрт возьми, всё рушится на части, всё, что мы так долго строили, но тебе, как я погляжу, всё равно! Не считай себя самым несчастным, мы все потеряли друга… брата, — шипит Брайан и буквально падает в кресло, опуская голову на сложенные руки и пытаясь перевести дыхание.
Роджер не хочет быть эгоистом, и он правда очень любит своих друзей, он понимает, что не имеет права сейчас закрываться от них, не имеет права рвать их многолетнюю дружбу. Брайан прав, Фредди бы этого не хотел. Но Роджер просто не может пересилить себя. Всё напоминает ему о Меркьюри: стоит только зайти в студию и увидеть пустующее место за стойкой микрофона или у фортепиано, как в горлу подступает ком, и слёзы режут глаза.
— Я не успел, Брайан, не успел, я был так близко, я должен был поторопиться, — шепчет Роджер, не узнавая собственного голоса, ему так больно, что кажется, будто кости выкручивает изнутри.
— Не вини себя, это не твоя вина, — тихо отвечает Брайан и тоже тянется к сигаретам, в надежде, что это поможет хоть немного справиться с нервами.
— Я так много хочу сказать ему, я так зол на него, Брайан, так чертовски зол, а ещё скучаю. Эта грёбаная сучка Мэри не говорит, где его могила… — Роджер запинается, пытаясь выдавить из себя эти слова, — где он похоронен.
После того как Фредди не стало, их отношения с Мэри испортились окончательно.
— Ты ведь знаешь, это была его просьба, — как всегда рассудительно отвечает Брайан.
— Он не имел права так поступать со мной! С нами!
— Ты должен жить дальше, Роджер, мы все должны. Музыка всегда помогала в трудные моменты, правда ведь? — горько улыбнувшись, спрашивает Брай.
Да, музыка много раз вытаскивала каждого из них из ямы, но помимо музыки еще были они — идеально отлаженный механизм, где каждый выполнял свою функцию. Теперь же, когда одного не стало, всё поломалось. Роджер хочет верить, что всё можно преодолеть, но в душе он знает, что ничто больше не будет как прежде.
— Ты должен вернуться к семье, они ждут, — только и отвечает Роджер.
— Ты тоже моя семья!
Роджер вымученно улыбается в ответ.
— Я это ценю, правда.
— Тогда приходи на репетицию, — с надеждой в голосе просит Брайан. У Роджера к горлу подступает ком.
— Я не думаю, что смогу, Брай. Я жду его каждый раз, но он не приходит, а когда кто-то из нас поёт, я… Я не знаю, я не могу. Может быть, когда-нибудь, но не сейчас.
Может быть, через время он свыкнется с мыслью, что Фредди больше никогда не споёт ни одной ноты, что он больше никогда не услышит его раздражающее «дорогуша». Может быть, время и правда лечит, Роджер не знает, ведь пока что единственное, чего он действительно хочет, это напиться и уснуть, возможно даже навсегда.
— Ты слишком много пьёшь, Роджер, — Брайан уже начинает утомлять своими бесконечными нотациями.
— Иди домой, Брайан, — устало вздыхает Роджер.
Мэй понимает, что сейчас все его попытки перемахнуть через стену, которой окружил себя Роджер, будут провальными, и с сожалением поднимается с нагретого кресла. Может быть, позже? Брайану хочется в это верить.
— Счастливого Рождества, — улыбается Роджер, когда Брайан уже стоит у двери.
Именно в этот момент Мэй вдруг видит в глазах Роджера то, что заставляет его болезненно поёжиться. Брайану за свою жизнь много раз приходилось видеть людей, которые потеряли близких, он знает, каково это. В их глазах горе и тоска, сожаление, иногда злость на злодейку-судьбу. В глазах Роджера этого нет, там полнейшая и беспросветная безысходность. С этой потерей Роджер не смирится никогда.
— У меня была весьма долгая жизнь, знаешь. Но я не могу назвать её счастливой, после девяносто первого всё пошло наперекосяк. Я знаю, ты хотел, чтобы мы двигались дальше, чтобы группа продолжала так, будто ничего не произошло, но это оказалось невозможным. Мы отдалились друг от друга, каждый был сам по себе, мне не хватало моих друзей, — говорит Брайан, с осуждением поглядывая на притихшего Роджера и Джона, который с недоверчивым лицом жует нечто похожее на еду.
— Тоже будешь обвинять в этом меня? — спрашивает Дикон, даже не поднимая взгляда.
— А почему бы и нет? Ты сбежал как последний трус, когда был нужен! — как обычно неожиданно бросает Роджер и снова обиженно отворачивается в сторону.
— Знаешь что, Роджер, не тебе меня осуждать, кажется, первым бросил нас именно ты! Ты думал только о себе, считал себя самым несчастным в этом мире, не замечая, что твоим друзьям нужна помощь, — наконец-то терпеливого Джона срывает. — Где ты был, когда Брайан не спал ночами, когда он терял сознание от истощения, где тебя носило, когда твой лучший друг от безысходности позволил отправить себя в клинику для душевнобольных? Вы все забываете самое важное: в отличие от вас у меня не было слишком-то выдающихся вокальных данных, и я знал, что, когда группе придёт конец, мне некуда будет податься! Но никто ни одного раза не спросил у меня, что чувствую я! Все были слишком заняты своими проблемами и переживаниями, а поэтому не надо сейчас винить во всём только меня!
С самого начала за Диконом стабильно закрепилось звание тихони группы. На самом деле он получил этот статус лишь потому, что кричал тише других и долго терпел, пока злость не достигала своей предельной точки, зато потом он высказывал всё, что только мог припомнить, а память у него очень хорошая.
Фредди невыносимо слышать всё это, он думал, его смерть только сплотит группу, даст им толчок двигаться дальше, не сдаваться, именно этого Фредди и хотел, но, судя по всему, всё произошло ровно наоборот. Отчего-то он вдруг чувствует себя виноватым.
— Как видишь, Фред, мы не слишком хорошо справлялись, — вымученно улыбается Брайан.
— Возможно, я правда в чём-то виноват, но я никогда не забывал никого из вас, я скучал каждый день, и именно поэтому я тут.
Это ещё один важный вопрос, который мучил Фредди с того момента, как он вошёл в комнату. Если ребята оказались с ним в будущем, значит, они тоже…
— Вы тоже подписали контракт? — спрашивает Фредди.
— Она пообещала мне вернуть мою жизнь, всех вас, у меня не было причин отказать. К тому же, я не слишком верил во все эти сказочные истории, — отвечает Джон.
— Она? — на всякий случай переспрашивает Фред. На самом деле он уже догадался, кто был замешан в этом.
— Мэри, — поясняет Джон.
— Мы не слишком хорошо ладили после того, как тебя не стало. Когда она сунула мне этот контракт, я был не в самом лучшем состоянии, антидепрессанты странно влияли на меня. Она сказала, что я смогу вернуть Queen — и этого мне было достаточно, — говорит Брайан.
— Роджер? — Фредди переводит вопросительный взгляд в сторону непривычно молчаливого Тейлора, который, судя по всему, не намерен что-то отвечать.
Роджер чувствует себя неуютно под требовательным взглядом тёмных глаз, он никогда не умел врать Фредди — стоит тому только глянуть своими огромными глазищами, как правда сама просится наружу.
— Я не помню, — тихо отвечает Роджер, замалчивая продолжение истории.
Фредди переводит непонимающий взгляд на ребят: не может быть такого, чтобы Роджера перенесли сюда без его согласия.
— Роджер много пил, Фредди, — неловко поясняет Брайан, отчего Тейлор снова вспыхивает гневом.
— Закрой рот, Брайан!
— Он всё равно узнает, к чему эти секреты? Мы все вели не слишком праведный образ жизни! — так же эмоционально отвечает Брайан.