Но едва стоит ему направить свои стопы в сторону выхода, как Роджер растопыривает руки, преграждает ему путь, буквально телом закрывая проход.
— Ты не выйдешь отсюда в таком виде! — заявляет он. — Тебя же, блять, трахнут за первым же углом!
Фредди, конечно, так не думает, вряд ли в этом мире возможно трахнуть кого-то за углом так, чтобы об этом не узнали раньше, чем оно случится, тем не менее забота Роджера о его чести заставляет сердце немного смягчиться, но ненадолго. Фредди в который раз напоминает себе, что не нуждается в заботе, жалости и в жертвенности этого парня просто потому, что он считает себя обязанным это делать. А то, что Роджер так и будет делать, Фредди уверен, и раньше он бы с радостью принял это, но не сейчас, не после того, как он спалился. Сейчас все, что у него осталось, — это достоинство. Но все летит к чертям, всё его достоинство и гроша ломаного не стоит, когда рядом стоит Роджер Тейлор и смотрит на него так, как сейчас.
— Может, хочешь трахнуть меня сам? — спрашивает он резко и прожигает парня самым своим жутким взглядом. Он чувствует себя просто чудовищем, глядя на то, как Роджер краснеет еще больше и как в его глазах загорается что-то уязвимое, и каким ранимым становится его лицо. Фредди больно так же, как и ему сейчас, им обоим плохо, но лучше так, чем стоять тут и продолжать этот фарс.
— Не хочешь? — переспрашивает он через секунду гнетущей и неловкой тишины. — Тогда прочь с дороги, у меня свидание, и я опаздываю!
Роджер не сопротивляется, когда он проходит мимо, и, кажется, даже не оглядывается — так и стоит столбом на одном месте, и Фредди посещает чувство, что когда он вернется, то найдет лишь пустую квартиру. Потому что у любой дружбы есть границы, и он почти уверен, что они оба подошли к своему пределу, и в этом виноват только Фредди, ему за это и расплачиваться. Возможно, это справедливо, что он будет гнить от любви к Роджеру до конца своих дней.
Роджер совершенно не в состоянии пошевелиться еще какое-то время после того, как Фредди уходит. Его сковывают невероятные по своей силе и противоречивости эмоции. Ревность, обида, желание, разочарование и отчаяние безмолвно разрывают его изнутри. Ему хочется побежать за Фредди и устроить еще одну драку, чтобы только вернуть его, и в то же время он понимает, что не имеет на это права. Ему хочется сказать, как сильно он любит его, но он знает, что сейчас его слова будут звучать как дешевый шантаж или небылица. Холодный свет в родных теплых глазах убивает лучше всякого яда, Фредди никогда на него не смотрел так, как сегодня, и Роджер готов сделать все, что угодно, чтобы это изменить, и в то же время осознает, что заслужил каждый взгляд и каждое слово.
«Хочу» — застревает у него на языке, потому что он понимает, что Фредди не всерьез, что Фредди на самом деле презирает его сейчас, и что если он и чувствовал к нему что-то, то вчера Роджер разрушил всё подчистую своим неуместным высказыванием. Фредди ушел на свидание, очевидно, далеко не невинное свидание, и Роджер отказывается думать об этом.
Все его надежды на то, что после разговора у них всё наладится, рушатся как карточный домик. Фредди так обижен на него, что даже говорить не хочет, и утром становится даже хуже, чем было вчера. Роджер чувствует себя полностью разбитым, уничтоженным и не понимает, что делать дальше.
— Хочу, — говорит он в отчаянии, но его слышит разве что Дилайла, которая мурлыкает и трется о ноги.
1981
В Монтрё отличная погода, тут свежо, и воздух пропитан хвоей и прохладой, тут так ярко светит солнце, что после хмурой, серой Англии приходится долго привыкать к местным красотам. Фредди обожает этот город. Жаль вот только они заперты в студии почти двадцать четыре на семь, и насладиться местными пейзажами — непозволительная роскошь.
Работа над Hot Space идёт полным ходом, это, можно сказать, их юбилейный альбом, и Фредди хочет сделать его идеальным, изматывая всех до полусмерти.
Роджер невольно вспоминает времена Рапсодии, в десятый раз переписывая свои партии, Фредди сучит сегодня особенно сильно, впрочем, в последнее время он вообще довольно редко бывает в хорошем настроении. Роджер хочет поговорить, выяснить, что происходит, и помочь, но Фредди будто обижен на него, и Роджер искренне не понимает, в чём успел провиниться и заслужить этот холод в чёрных глазах, которые раньше всегда согревали даже в самые снежные дни.
— Это никуда не годится, переписываем, — недовольно бросает Фредди и нервно тушит в пепельнице очередную сигарету.
— Что? — Роджер от возмущения пинает бас-бочку ногой. — Какого хрена опять не так? Тебе не кажется, что ты переигрываешь?
У Роджера уже руки болят в хрен знает какой раз проходить проигрыш одной и той же песни.
— Тебя что-то не устраивает, дорогуша? — язвительно бросает Фредди, и лицо у него -неживая маска, Фредди с отточенным мастерством воздвигает всё новые и новые стены вокруг себя, так что не подступиться. Роджера накрывает злостью вперемешку с отчаяньем, когда он смотрит в эти пустые, полные льда глаза.
— Да, меня не устраиваешь ты и твой сучий характер, — ядовито шипит Роджер и едва ли не ликует, когда видит эмоции в тёмных глазах Фреда.
— Да, я в курсе, давай что-нибудь новое, — фыркает тот, запихивая свою боль поглубже. Он не устраивает Роджера? Что же, Фредди и так прекрасно это знает.
Роджер, конечно же, имеет в виду совсем другое, но Фредди воспринимает это так, как привык. И с радостью принимает от Роджера ещё одну порцию боли, он думает, что, возможно, любовь можно убить, что рано или поздно боли станет так много, что любые светлые чувства утонут в этом тёмном, болезненном болоте из тоски и отчаянья. Впрочем, его теория довольно провальная, Фредди может убеждать себя в чём угодно, но правда в том, что стоит Роджеру просто подарить Фредди хоть одну ласковую улыбку, как всё плохое отступает и всё его существо затапливает чувство безграничной нежности и неугасающей любви. Фредди безнадёжен.
Роджер уже готов высказать всё, что накопилось, но дверь студии приоткрывается, и в дверном проёме зависает лохматая светловолосая голова.
— Привет соседям, — незнакомца Фредди узнаёт сразу.
В семидесятом они с Роджером пытались впарить ему пару замшевых ботинок в своей лавке на Кенсингтонском рынке, а потом Фредди так достал его расспросами о музыкальном бизнесе, что у бедного парня, скорей всего, вскипел мозг. Тогда Фредди ещё был никем, а вот Дэвид Боуи уже сверкал поярче многих звёзд. Фредди в тот день пообещал Роджеру, что они станут в тысячу раз круче, и он сдержал своё слово.
Позже они ещё не один раз столкнутся на концертах, и Фредди будет горд, что с самого низа они поднялись на вершину.
— Кого я вижу, так значит, это твой противный голос мешал мне почти целый день? — усмехается Фредди, и улыбка его такая искренняя, что Роджер чувствует неприятный укол ревности, потому что Фредди очень давно не улыбался ему так.
Боуи заваливается в студию, гремя пакетом с бутылками и, расплываясь в счастливой улыбке, машет всем вокруг. Они не слишком хорошо знакомы между собой, с ним общался только Фредди, но, в общем и целом, Роджеру нравится этот чувак: Дэвид Боуи совсем без башни, а Роджер любит таких.
— Ну, так что, красавчики, может, отдохнём и поджемим вместе? — спрашивает незваный гость.
Дикон бросает взгляд в сторону провизии в виде кучи бутылок спиртного и довольно улыбается.
— Это лучшая идея за сегодняшний день, — говорит он и хватает со стола бутылку вина.
Роджер переглядывается с Бри: тот явно не хочет пить и дебоширить, Брайан и раньше не был особым любителем отвязных гулянок, но он молчаливо соглашается с Роджером, что им просто необходимо отвлечься и хоть немного расслабиться, иначе этот альбом сведёт их в могилу.
— А ты умеешь найти к людям подход, Боуи, — усмехается Фред и наливает себе в бокал белого полусладкого.