Что могла я сказать ему? Как утешить? Что бы ни стряслось с нашими детьми – даже если это удар слепой стихии, – мы, взрослые, в такие минуты смотрим в детские глаза не просто с состраданием, но и с чувством вины тоже.
– И все-таки – что же Вы сказали ему?
– Попросила его крепиться. «Ты же мужчина, – говорю, – а рядом – твоя мама». Сказала, что построим новые школы в его городе, красивые, прочные, в них будет не страшно. Держала его ладошки, и мальчик постепенно успокоился…
Благотворительностью ныне никого не удивишь – и уж американского читателя тем паче. Да я и не хотела бы делать какой-то отчет о своих «добрых делах». Я только хочу сказать, что забота о детях, благотворительность в этой сфере сегодня в нашем обществе не прихоть, не мода, это самая что ни на есть жесткая необходимость. Я не металась в выборе, куда приложить силы. Определилась без труда – в сферу детства. Шефствую над Центральной детской республиканской больницей в Москве, где лечатся дети практически из всех наших республик. Михаил Сергеевич свои гонорары, премии, включая Нобелевскую, передает главным образом на нужды здравоохранения. И часто эти почетные поручения – передать деньги или медицинское оборудование – Михаил Сергеевич доверяет мне. В этом плане им многое сделано для лечебных заведений в разных уголках страны – в Белоруссии, на Украине, в Узбекистане, Казахстане, в том числе и для больницы Красногвардейского района Ставрополья, откуда Михаил Сергеевич родом.
Больница, над которой я шефствую, также получила от него немало современного зарубежного оборудования, валютную помощь. У ее врачей, а это преимущественно совсем молодые люди, «фанаты» своего дела, появилась возможность стажироваться в лучших клиниках США, ФРГ. Сейчас в СССР идет серьезная гуманитарная помощь из различных стран. Хочу особо поблагодарить своих будущих американских читателей – значительная доля этой помощи, в том числе направляемой и на мое имя, поступает из США. Отзывчивость американского народа вызывает у советских людей и у меня лично ответное благодарное чувство.
Вместе с мужем я была в Чернобыле. Неоднократно встречалась с детьми, чья судьба оказалась опалена этим горем. Вошла в правление созданной у нас Ассоциации «Гематологи мира – детям», цель которой – лечение детей, больных лейкозом, а также в правление фонда японского бизнесмена Сасакавы «Помощь детям Чернобыля». Совсем недавно побывала в радиологическом отделении больницы, где встречалась, беседовала и с сегодняшними больными, и с теми, кто состоит под наблюдением больницы, и даже с их семьями.
С чем я никогда не могу смириться – так это с обреченностью. Я Вам уже говорила про Республиканскую детскую больницу. Сюда со всей России, а в общем-то – со всего Союза стекаются самые больные, самые «тяжелые» дети. Увы, есть среди них и неизлечимые… Недавно, приехав сюда, вместе с гурьбой ребятишек вошла и в их общую игровую комнату. Здесь тоже было полно детворы. Стоит такой приглушенный, как бы несмелый, шум – Вы же знаете, как играют тяжелобольные дети. И посреди этой детской пестроты – а в больнице дети едва ли не всех наших национальностей – сидела на низеньком стульчике молодая женщина, прижимая к себе трехлетнего малыша, и неподвижно глядела перед собой. Когда неожиданно увидела меня, сказала глухим, измученным голосом, без истерики, на том крайнем пределе человеческих сил, на который способна, наверное, только женская, материнская душа: «Раиса Максимовна, помогите. Сделайте что-нибудь! Мы семь раз приезжаем в Москву, и только на седьмой раз удалось получить место в этой больнице в гематологическом отделении. Но нас только обследовали и сказали: мол, возвращайтесь домой, мальчик безнадежен. Помогите!»
У меня подогнулись колени. Взяла у матери ее малыша, стала гладить его по головке, и мы с нею обменялись взглядами, после которых слова не имеют значения…
Потом, уже в кабинете главврача, доктора пытались убедить меня, что разумнее все же выписать мальчика: ведь он практически обречен. В случае операции, которую он вряд ли перенесет, лишь один шанс из ста, что будет жить. «Но есть же этот один шанс, и вдруг он – его…» Просила сделать все возможное, и даже больше того. «Умоляю вас», – сказала я.
Мальчика звали Димой. Вчера я узнала: чуда не произошло. Димы не стало…
В тот вечер я уезжал с кипой писем в портфеле. Потом дома долго сидел над ними. Письма уже носили следы делопроизводства: к их уголкам подколоты бумажки с рукописными пометками – от кого, когда получено. Некоторые увенчаны прямо целыми картонными паспортами с грозными бюрократическими аббревиатурами: «код», «шифр», «исп.»… Посмотрел на конверты и понял смысл столь суровой избирательности: картонную шапку имеют письма, пришедшие по адресу: Москва, Кремль, Горбачевой. А если еще короче, совсем уж просто – Москва, Горбачевой Р. М., то и картонки никакой нет – обычный листок бумаги со старомодным, понятным: от кого и когда. Вполне домашняя канцелярия.