Как хорошо...
Успев ощутить облегчение от этой мысли, я поняла, что нахожусь не в своей палате, и услышала лишний шум: гул не только от моего, но и еще от одного контролирующего аппарата. Приподняв голову, я обнаружила вторую кровать, занятую девушкой с длинными золотистыми волосами... Марианной.
Не бред.
Лицо Марианны скрывала маска, а рука с подключенной трубкой аппарата от локтя до шеи была обмотана плотным бинтом.
Взрыв все-таки был, это не сон.
Почему это случилось?
Что вообще случилось?
Я вспомнила то, что говорила Марине с Марианной и попыталась схватить за хвост это ускользающее воспоминание, чтобы, потянув, вытащить скрытое главное.
Человек, представившийся братом моей матери, сказал: "Молодец. Все правильно сделала. Умница. Жди здесь, скоро придет мама. Мы все закроем, чтобы никто чужой тебя не обнаружил, а мамы есть ключик от этой двери. Не скучай". Он забирает небольшую сумку, влезает по приставной лестнице на крышу, потом втягивает лестницу наверх, и свет гаснет.
Еще раньше в домике мы были не одни. Еще двое чужих мужчин молча вытащила из-под пола спрятанные мной коричневые пакеты, вскрыли их все, похмыкивая, вытащили прочие запасы и собрали несколько устройств - таких же, как то, с которым я осталась наедине.
Еще раньше я забрала всех троих мужчин отсюда, из Медик-Парка, и на машине увезла в лес на берегу залива.
Машину дал мне Кастор. Он несколько дней до этого учил меня ею управлять.
Мама. При чем тут мама...
Зимой на базе я получила от нее электронное письмо. Очень короткое: "Тебе больно, дочка?", и вскоре после этого приехал Кастор, чего я даже не запомнила. Он вмешался в мой контакт с мамой? Тут есть связь с мужчинами, изготовившими взрывные устройства из приготовленных мной материалов? Конечно, Кастор о них знал. А они о нем? Они иностранцы. Прибыли под видом клиентов Медик-Парка - через него иностранцам проще всего попасть в Нашу Страну. Но не чтобы лечиться, а чтобы что-то взорвать. Террористы? Диверсанты?
Конечно, детали взрывных устройств они сюда привезти не могли, поэтому переправили их через границу каким-то хитрым способом... С животными, обитающими в горах? С птицами? С помощью какой-нибудь дальнобойной катапульты? Ну, как-то так. Один из них разыгрывал передо мной моего дядю, а может и был им.
Кастор с ними заодно? Это было бы понятно, ведь он из народа, жившего здесь до войны, развязанной Президентом, и почти полностью исчезнувшего, он вправе ненавидеть свою страну такой, какой она стала.
Но это не так. Он просил поддержки у Микаэля. Марина и Марианна, формальные подчиненные Микаэля, меня спасли. Значит, Кастор, будучи организатором диверсий, их же и предотвращал. Прячась за моей спиной...
Додумать я не успела: мой мозг, чрезмерно утомленный такой длинной чередой умозаключений, отключился.
Вновь я проснулась уже в другой палате, в которой второй кровати не было. Жизнеобеспечивающей аппаратуры не было тоже: я уже не в реанимации. Через полуприкрытые жалюзи на широком окне пробивался солнечный свет, но его частично заслонял силуэт стоящего перед окном человека.
Я подняла руку и потерла глаза.
Посетитель оттолкнулся от стены и сделал несколько шагов вперед.
Моя ладонь замерла у переносицы.
- Лора, милая, наконец-то...
- П-папа?
Я отвыкла произносить это слово.
Он сел в кресло рядом с кроватью и вымученно улыбнулся.
Мой папа. Человек, которого я лет до четырнадцати считала безупречным, самым лучшим мужчиной на свете. Сходством с которым гордилась, черты которого искала в тех, кто начинал мне нравиться. Он слегка постарел: раньше кожа на его щеках и шее не казалась мне такой дряблой, а в светлых волосах прибавилось седины. Но он по-прежнему был мужественно-красивым, гордо-прямым и самоуверенным.
Он здесь, он есть... В последнее время я в этом сильно сомневалась.
- Что ты тут делаешь? - кое-как пристроив руку вдоль тела, спросила я. Вопрос прозвучал ровно, без ноток обиды или радости, как если бы я задала его постороннему человеку.
- Ждал, когда ты проснешься, - ответил он и вздохнул. - А теперь наслаждаюсь тем, что вижу тебя живой.
И смотрел он на меня очень пристально, что-то ища в моих глазах или ожидая.
Я попыталась сесть, но папа остановил меня, коснувшись руки, а потом его губы сжались, скомкав улыбку.
- Лора, послушай... - он на долю секунды, непроизвольно, зажмурился и куснул губу, словно заставляя рот сказать то, что говорить не хотелось. - У тебя теперь нет ног.