И тогда я понял, что дочь, если и оставляет тебя, это потому, что она вынуждена сделать это, потому что однажды она должна пойти своей дорогой. Но она уходит, впервые в жизни грустная от того, что покидает меня. Да, с сильной грустью. В этой песне не только моя грусть, но и ее. Моя и ее. И ее грусть делает меня еще более печальным. Я хотел бы, чтобы обе мои дочери, Розита и Розалинда, не вырастали, чтобы всегда оставались такими.
Джакомо, мужчина, другое дело, потому что я знаю, что даже если он женится, он всегда со мной, потому что мужчина, в итоге, всегда, рано или поздно, руководит семьей. Я говорю это не из женоненавистничества, а потому, что мужчина более решителен, чем женщина. Дочь же должна считаться с мужем, а ее муж как еще один я. Поэтому он соперник. Потому что она уходит, и я больше не вижусь с ней. Поэтому я ревную.
Я знаю, что Розита в том возрасте, когда могла бы уже заниматься любовью. И она, к примеру, меня спрашивает: «Как ты думаешь, папа, заниматься любовью до свадьбы, это правильно, или нет?» И вот однажды я поговорил с ней (потому что мы с моей дочерью всегда разговаривали по-дружески), и сказал: «Конечно, лучшее, что может сделать женщина, это пойти к венцу девственницей». И это так, потому что если она по-настоящему любит своего мужа, это самый прекрасный подарок, который можно сделать мужчине. Потому что это чушь, когда говорят: «Нет, девушка должна иметь опыт». Какой опыт? Нет нужды в опыте. И мужчине тоже, безусловно, нет нужды в этом самом опыте. Потому что опыт приобретается за три ночи. И после этого становится известным все. «Многие, - говорила она, - которые сделали так, отмечали, что между ними не было отношений, не было связи, они не уживались». Я сказал: «Прежде всего, это не значит, что нельзя даже дотронуться друг до друга. И потом, это не правда: ужились – не ужились. Тогда это значит, что любовь ненастоящая». Однако я отдаю себе отчет, что это нелегко, особенно сегодня, когда нас атакуют со страниц газет голыми мужчинами, голыми женщинами, людьми, говорящими о сексе, телевидение тоже, ну и все остальное. В общем, я сказал Розите: «Конечно, если ты сделаешь это, было бы хорошо, если бы этот важный поступок был сделан не зря». Но увы, я никогда не позволил бы своей дочери быть несчастной, потому что, по-моему, счастье – это видеть счастливой ее. Действительно, я всегда повторяю своей дочке: «Послушай, ты, прежде всего, должна искать достойного человека, и еще не слишком отдаляться от меня, тогда мы будем видеться и продолжать играть». И тогда она отвечает: «Да нет, папа, не нужно этого говорить, ведь я никогда не выйду замуж». Но эти же самые слова говорил своей маме и я.
Моя мама была подобна горе. И когда она умерла… Черт! Я начинаю все сначала!
Постскриптум
В этой книге, которую можно читать от начала к концу или от конца к началу, или с середины и дальше, или наоборот, читатель, как бы он ее ни читал, не найдет объяснения названию. В самом деле, не хватает проясняющего его рассказа, который Адриано Челентано отказался сделать своему интервьюеру, потому что, подобно Паганини, он не повторяет дважды. Поэтому придется удовольствоваться рассказом о рассказе.
Милан, март 1981. В баре одной звукозаписывающей фирмы. Рассказывает Паоло Конте, адвокат–композитор из Асти, написавший для Челентано два из его суперхитов, «Azzurro» и «La coppia piu bella del mondo»: «Я, когда писал песни, неважно, для себя или для других, всегда думал о Челентано, потому что это единственный певец, который когда поет, продолжает пользоваться итальянским, а не этим стереотипным слащавым языком, который нужен, чтобы сделать рифму «кровь – любовь». Но не только потому, что он так поет, и что мне нравится с ним работать, но и из-за того, что он рассказывает, пока мы работаем над песней. В последнюю нашу встречу, он говорил мне о Боге. Он хотел, во что бы то ни стало, убедить меня, что Бог существует, что думать о Нем - благо, и что, как бы там ни было, если ты в это веришь, веришь по-настоящему, это дает тебе преимущество. Из-за Рая. Ад и Рай – это конек Челентано. Бесполезно пытаться убедить его, что я неисправимый мирянин. И как все смертные, за исключением него, в два часа ночи больше, чем в Боге нуждаюсь во сне. Ничего не поделаешь». Глубокая ночь сменяется зарозовевшим рассветом. Адвокат Конте, обессиленный, но не сдавшийся, продолжает оказывать сопротивление анимизму Челентано своей верой в разум, переплетенной с мечтательным скептицизмом. Челентано готов отчаяться: душу Паоло Конте, наверное, не спасти. Но вот он извлекает, как фокусник из своего цилиндра, последний довод. Начинает с вопроса в упор: «Ты умеешь ездить верхом?» Конте оторопело смотрит на него: «Да, немного, а что?» И Челентано наступает: «А без седла ты умеешь ездить? Так, прямо на спине?» Конте яростно трясет головой в надежде собрать разбежавшиеся мысли: «Ну да, наверное». И тот: «Это лучше, скакать без седла. Но потно. Потеешь ты, потеет конь. Конь бежит, штаны намокают, и ты прилипаешь». Конте растерян. Челентано молчит. «То есть?» - спрашивает еле слышно охрипший Конте, потеряв последнюю надежду. Челентано безмятежно смотрит на него. Потом наставляет палец в грудь неверному и с убежденностью апостола отчеканивает: «Вот. Рай – это белый конь, который никогда не потеет».
Рай – это белый конь, который никогда не потеет: подобные парадоксы, выраженные синкопированным языком, насквозь ритмичным, Челентано, как бы выпевая рассказ, полными горстями сеет на страницах этой книги. Но если хорошенько приглядеться, парадоксы Челентано совсем не парадоксы. Для него это однозначная правда: жизненный опыт, основанный на невротическом и калейдоскопическом круговороте фантастических образов, ожиданий, надежд, иллюзий такого себе Кандида нашего времени, одним глаз которого обращен к небу, а другой к бокс-офису. Каждая песня Челентано, каждый его фильм и еще в большей степени эта книга, написанная в стиле прямого репортажа, рассказанная экспромтом в ходе многих бессонных ночей, поддерживает миф о простом человеке, прямодушном, имеющим мужеством делать выбор, обладающим даром жить и выражать себя естественно, без прибегания к искусственным расхожим определениям: культура, социальный заказ, протест, саботаж и т.д. В этом, возможно, и заключается причина его невероятного успеха, который длится вот уже двадцать пять лет и который вышел уже за спецефические пределы только песни в более широкий мир шоу-бизнеса, делая из него рекордсмена по беспрецедентным сборам. После многочисленных предложений и стольких же отказов и колебаний, Челентано впервые решился выложить начистоту все то, о чем раньше никогда не говорил. Из этого получилась книга странная, разная, в которой Челентано говорит обо всем, даже о Боге, называя его попросту «Он» и смешивая его с яичницей своей жизни с полной простотой и щепоткой расчетливого кокетства. Книга, доставляющая удовольствие. Потому что она смешит. Потому что волнует. Потому что это книга Челентано, в общем. Книга, оставляющая в читающем ее ощущение, что Челентано еще много чего должен сказать.