— Ты видела сегодня утром Ребекку?
Сара кивнула, и на ее бледном лбу появились морщинки.
— Она убеждает всех, что Дэниэл непременно вернется, и вернется очень скоро.
— Знаю. Я снова уезжаю, Сара.
Сразу же по ее взгляду, по тому, как натянулась кожа на высоких скулах, он догадался, что она все поняла.
— Ты едешь на выручку Дэниэла и всех остальных… — содрогнувшись, сказала она после долгого молчания каким-то далеким, отстраненным голосом.
— Я должен, — твердо ответил он. — Ради Ребекки… и ради самого себя.
Эпилог
Он шел по следам индейцев до самой реки, но стоит перебраться через Огайо — и уже не скажешь точно, где они высадились: следы разбегутся в разных направлениях, и каждый из них непременно пропадет у какой-нибудь речушки, подпитывающей большую реку, — их здесь уйма.
С каждым днем он все больше утрачивал надежду. Взяв новый след, он упрямо приближался к лагерям, расположение которых было ему известно, но… Один лагерь был покинут воинами, и в нем осталось всего несколько старух и с полдюжины немощных стариков. Другие, более населенные, так тщательно охранялись, что было абсолютно невозможно подойти к ним незамеченным…
Роман, в задумчивости теребя отросшую за месяц бороду, размышлял над тем, с каким лицом предстанет он перед Ребеккой и другими поселенцами, что скажет им…
Горе его было настолько велико, что он чуть не плакал. Глубоко вдохнув, Роман соскочил с лошади и бросил еще один взгляд на реку, прикидывая, какой она ширины. В разгар утра освещенная ярким солнцем серо-зеленая вода сверкала изумрудом. Течение здесь было бурным. Внизу, у водопадов, нужно будет преодолевать его целую милю, а здесь — всего три четверти…
Расстелив на земле кусок промасленной шкуры, Роман положил на него ружье, пороховницу, мешочки с вяленым мясом и с жареным маисом. Потом разделся, снял мокасины и бросил все это в кучу, дрожа от холода на ветру. Сложив шкуру в узел, он крепко завязал ее и прикрепил к седельной луке.
Несколько уток, сообразив, что опасность миновала, снова оккупировали заводи возле берега и лишь тихо закрякали, когда Роман, забравшись в седло, повел своего гнедого к воде.
Лошадь мягко ступала по дну, потом, оторвав от него копыта, свободно поплыла на глубине. Она мощно работала передними ногами, высоко задрав голову, а Роман вцепился в нее изо всех сил. Течение оказалось гораздо сильнее, чем ему представилось с берега, и хотя мерин мужественно боролся с ним, Роману вскоре стало ясно, что их прилично сносит в сторону. Не выпуская из рук поводья, он выскользнул из седла, с силой сжимая и разжимая окоченевшие ступни и ноги.
Гнедой, выбиваясь из сил, громко ржал, и Роман несколько раз уходил с головой под воду, а легкие его, казалось вот-вот лопнут от недостатка воздуха. Поводья все-таки выскользнули из его одеревеневших пальцев, и ему лишь диким рывком удалось схватиться за гриву лошади. Он тяжело дышал, давился попадавшей в рот водой, и крыл всех и вся на чем свет стоит. Хлесткие маленькие волны били ему в лицо, угрожая отправить на дно, но он упрямо вскидывал голову, ловя ртом живительный воздух. Легкие его заныли от боли. Лошадь по-прежнему предпринимала размеренные усилия, и Роман спустя несколько бесконечных минут понял, что они миновали стремнину и теперь приближаются к заводи у южного берега.
— Все правильно… славный старый вождь, — выговорил он клацающими зубами. — Мы уже почти у цели…
Когда лошадь коснулась копытами дна, он отпустил ее, продолжая дальше плыть уже сам. Потом с Трудом вскарабкался на крутой берег и, дрожа всем телом, упал на землю. Лошадь шумно отряхивалась и фыркала. Роман, отдышавшись, перевернулся на спину и устремил взор в чистое сверкающе-голубое небо, с благодарностью принимая посылаемое ему солнцем тепло. Через несколько минут он был уже на ногах. Прижимаясь всем телом к теплой шкуре животного, он с ласковой признательностью почесал мерина между ушей.
— Приятненько, дружок, искупаться на исходе лета… — сказал он ему, тяжело дыша. Кожа лошади подрагивала у него под ладонью, гнедой тыкался своим теплым носом в его руку, требуя горстку жареных зерен. — Сейчас, сейчас… Погоди.
Нарвав сухой травы на берегу, он принялся энергично растирать пучком все тело. Морщась от боли, он с удовольствием ощущал, как в онемевших членах восстанавливается чувствительность, и продолжал тереть себя до тех пор, пока вся его кожа не покраснела, и только после этого развязал узел, с удовлетворением отметив, что его содержимое не промокло.
Роман предложил лошади немного зерен. Поднимая с земли одежду, он услышал слабый звук, перекрывший шорох течения. Что это? Скатился камушек или треснула над головой ветка? Бросив чулки, он, как был голый, схватил ружье и внимательно оглядел заросшие подлеском деревья, обнаженные слои известковых пород, усеянные маленькими кустиками. Снова услышав тот же звук, он резко обернулся, готовый открыть огонь, но в это мгновение из густых кустов черной смородины метрах в тридцати от него знакомой шаркающей походкой вышел старый индеец с дружелюбно поднятыми руками.