Но когда Китти все-таки поднялась, она почувствовала, что ее башмак запутался в подоле юбки, услышала треск рвущейся материи и снова оказалась на одном колене. Тяжело, прерывисто дыша, она рискнула оглянуться — и сердце ее почти остановилось, когда она увидела, с какой скоростью индеец сокращает разрыв между ними. Он вприпрыжку бежал за ней, судорожно жестикулируя.
Кто-то заорал со стены форта, и этот шоуни тоже что-то выкрикнул — слово, похожее на ее имя. Но разве может быть такое? Просто невероятно!
Теперь она уже устойчиво стояла на ногах, но что-то побудило ее оглянуться вновь: может, то, как он махал руками… может, эта индейская прядь, вернее… ее цвет! Что-то в ней было не то, она была не такого темного цвета, какой положен индейцу…
— Китти… Китти Клеборн! — теперь уже ясно расслышала она и, оглянувшись, увидела светлые глаза на темном изможденном лице. Она настороженно застыла, внимательно всматриваясь…
И вдруг узнала его! Словно кто-то сильно ударил ее в грудь. Но тут со стороны форта раздался выстрел, и пуля вырвала кусок дерна всего в трех метрах от цели.
Она как ветер рванулась к форту, судорожно размахивая руками:
— Не стреляйте! Не стреляйте! Это Дэниэл! — Китти попятилась, стараясь занять позицию на одной линии с приближавшейся к ней фигурой. Широко расставив руки, она пыталась превратить себя в еще более заметное препятствие на пути смертоносных пуль.
— Китти… — Дэниэл, этот вылитый воин племени шоуни, подошел к ней.
Высоко подняв над головой ружье, он дал понять часовым, что не причинит молодой женщине никакого вреда.
— Дэниэл, неужели это вы? — Она разглядывала его высохшую поджарую фигуру, лоснящуюся голову — на ней болталась одна-единственная прядь, которую индейцы, как известно, оставляли для устрашения врагов.
— Так вы живы!.. Боже мой! Вы живы!
Губы его расплылись в широкой доброй улыбке.
— Как видишь… — Он крикнул в сторону форта: — Эй, ребятки, потише! Мне совсем не светит быть подстреленным, когда я уже добрался до дома, засохший словно одуванчик в книжке.
Из форта доносились громкие крики, потом ворота распахнулись и крадучись вышел Сквайр Бун с ружьем на изготовку.
Пройдя приблизительно половину расстояния до них, щурясь от солнца, он вдруг отбросил ружье в сторону и галопом помчался к ним.
— Дэниэл… Господи… Дэниэл! — заорал он словно обезумев. Братья крепко обнялись, и слезы потекли по изуродованным шрамами щекам Сквайра.
Теперь уже из ворот высыпали все мужчины во главе с полковником Кэллоувэем и Джоном Холдером, Сэмом Гендерсоном, кузнецом Уинфредом Бурдеттом и другими.
— Я бы обязательно пристрелил его, если бы не госпожа Клеборн! — возбужденно рассказывал всем часовой.
Полковник Кэллоувэй обменялся с Дэниэлом торжественным рукопожатием.
— Никогда не думал, что снова увидимся, — признался старик. — Тем более в таком дикарском обличье!
Дружный хохот несколько разрядил напряжение, и все проводили Дэниэла до форта. Фландерс с Уинфредом, снова наполнив ведра Китти водой, принесли их к ее хижине.
Во дворе форта тем временем собиралась толпа. Люди все еще стояли молча, пораженные до глубины души этим «воскрешением Лазаря».
К отцу подбежала Джемина Бун-Кэллоувэй с бледным как полотно лицом. Дэниэл крепко прижал ее к груди — и она зарыдала от радости, не в силах говорить.
По тропинке к толпе подошла Сара с Майклом на руках и с ужасом уставилась на Дэниэла. Она, казалось, никак не могла оторвать от него взгляд. Китти взяла у нее ребенка.
— А что с Каем и Джеймсом? — испуганным и замирающим голосом спросил Фландерс о братьях.
— Да-да, что ты можешь нам о них сказать? — подхватил старый полковник.
Дэниэл вздохнул.
— Джеймса увезли в Детройт, и о дальнейшей его судьбе я ничего не знаю. Но с Микайей все в порядке, хоть он и пленник. В последний раз я видел его в Чиликоте.
— Ну а мой брат Лэтам?.. — смотрел умоляющими глазами свояк Китти Бен Тайлер.
— Мне бы очень хотелось ответить вам всем с уверенностью, но… — Дэниэл печально покачал головой. — Лэтам был среди тех, кого отправили в Детройт.
— В Детройт? — Бен ударил себя по носу. Брат Тодд сильно сдавил ему плечо.
— Так вас привезли к Скупщику скальпов? — спросил Уинфред Бурдетт. — К Гамильтону?
— Только некоторых. Лэтам был жив, когда индейцы снова увели меня. Не могу сказать, что было потом… — Повернувшись к Блендфорду Муру, он добавил: — Ваш сын Рафер был в той группе, которую индейцы отделили от моей. Больше я его не видел.