Дэниэл, прислонив ружье к стене, вытащил нож из ножен на поясе и протянул его Каллену.
— Придется идти, — сказал он.
Роман, не говоря ни слова, отставил свое ружье в сторону. Каллен последовал его примеру. Дэниэл недовольно покачал головой.
— Кому-то нужно остаться здесь, чтобы помочь Биллу Смиту — мало ли что… — и Кэллоувэю: — Если ты решил идти со мной, Ричард, — дело твое. Но эти двое должны остаться здесь! У меня нет оснований сомневаться в твердости слова Черной Акулы, но если я сейчас ошибаюсь и нас захватят в плен, то отдавайте приказ стрелять. Передайте мои слова Сквайру и другим стрелкам.
Дэниэл, отомкнув шомпол от ружья, крикнул женщинам, чтобы ему принесли белую тряпку.
Оставшись вдвоем, Роман посмотрел на Каллена.
— Одного здесь вполне достаточно, — сказал он. — Я пойду с ними.
— А почему именно ты?! — вспылил Каллен.
Улыбка медленно раздвинула губы Романа.
— Потому что я первый подумал об этом.
Передав свое ружье Каллену, он быстро спустился по лестнице на первый этаж набитого людьми блокгауза и догнал Дэниэла с полковником уже у ворот.
— По-моему, я отдал приказ, — сказал Дэниэл, предостерегающе сверкнув глазами.
— А я решил ему не подчиняться, — спокойно ответил Роман.
Уинфред Бурдетт, вытащив тяжеленный деревянный засов, распахнул перед ними ворота. Дэниэл вышел первым. В руках он нес шомпол с полоской отбеленной материи.
— Если с нами что-нибудь случится, — шепнул он на ходу Уинфреду, — закрывай ворота покрепче.
Уинфред мрачно кивнул.
Они шли плечом к плечу; Дэниэл размахивал шомполом. К полковнику Кэллоувэю вернулось его мужество, и все трое шли легко, не удостаивая ни единым взглядом выстроившихся в длинные цепи молчаливо наблюдавших за ними воинов.
Вначале Черная Акула бесстрастно взирал на них, но когда они приблизились, его напускное безразличие пропало, черные глаза вперились в Дэниэла, а на изборожденном морщинами лице появилось выражение радости и печали.
— Шелтови, сын мой… — Встав на ноги, он обнял Дэниэла, и слезы покатились по его впалым щекам.
— Отец мой… — обнял его в свою очередь Дэниэл. Роман с полковником Кэллоувэем с изумлением наблюдали за этой сценой.
Они разговаривали на языке шоуни, но Роман немного владел им и понимал, о чем шла беседа. Судя по реакции старого полковника, от того тоже не ускользнул ее смысл.
— Почему ты убежал из своей семьи? — упрекал Черная Акула Дэниэла. — Многие в наших вигвамах печалятся о Большой Черепахе.
Дэниэл слегка покраснел, когда величавый вождь с задумчивым видом пригладил его волосы, которые теперь у него отросли как у любого белого человека.
— Мне захотелось снова повидать свою белую семью, — ответил Дэниэл. — Жену, детей.
Черная Акула взял себя в руки, хотя по-прежнему был сильно удручен.
— Но почему ты не спросил у меня разрешения? Я бы позволил тебе повидаться с ними.
— Я этого не знал, — опустил голову Дэниэл.
Глубоко посаженные, черные как смоль глаза Черной Акулы изучали Романа и полковника Кэллоувэя.
— Ты привел с собой не главных вождей, Большая Черепаха?
Под глазом Дэниэла дрогнул мускул, но он по-прежнему сохранял невозмутимое спокойствие.
— Да, как видишь, — ответил он.
— Я их знаю. Кэл-э-вэй давно сражается с нашим народом… Но он настоящий воин. Второй тоже — его наши братья чероки называют Огненноволосым.
Дэниэл кивнул.
Черная Акула, повернувшись, жестом позвал своих приближенных. Подошел Катаэкассу — Черное Копыто — высокий, с тонко очерченным лицом спокойный человек, за ним Молунта, который был его явным антиподом — полный, широколицый, излучающий доброжелательность индеец. К ним присоединился и Черная Птица, вождь племени чиппева. Все они расселись, подтянув к груди колени, и Черная Акула пригласил трех белых последовать их примеру.
Кости старого полковника отчаянно хрустнули, но ему все же удалось принять требуемую позу.
— Я пришел, — официальным тоном начал Черная Акула, — чтобы напомнить тебе о твоем обещании сдать мне форт этим летом, Большая Черепаха.
Роман почувствовал, как вздрогнул при этих словах полковник Кэллоувэй, но тем не менее промолчал.
— Ты сказал, — продолжал вождь, — что в это время женщинам и детям будет легче во время изнурительного перехода. Я дождался лета, как ты мне и советовал. Но теперь того же требует от тебя и Гамильтон, вождь Детройта. У меня есть от него послание к тебе.