После этого старухи зашушукались, и Уильям несколько раз разобрал слово Кура-маро-тини.
— Сейчас вам следует вежливо сказать киа ора и поклониться дамам, — произнес Джеймс. — В принципе, еще принято тереться носами, но, судя по всему, это будет для вас чересчур…
Он перебросился с женщинами парой слов, которые тут же захихикали.
— Что вы сказали? — недоверчиво поинтересовался Уильям.
— Я сказал, что вы стесняетесь, — ответил Джеймс, который веселился от души. — Ну же, поздоровайтесь наконец!
От ярости Уильям покраснел, но послушно повторил слова приветствия. Старухи искренне обрадовались и с улыбкой поправили его произношение.
— Хаере маи! — кричали Уильяму дети. — Добро пожаловать!
Маленький мальчик подарил им кусочек жадеита. Джеймс рассыпался в благодарностях и заставил Уильяма сделать то же самое.
— Это поунаму. Он должен приносить счастье. Очень щедрый подарок от малыша… с которым, кстати, вам стоит быть приветливее. Это младший сын Тонги.
Малыш уже действительно вел себя как вожак, с достоинством приняв благодарность пакеха. Наконец мужчины покинули деревню. Земля вокруг лагеря не принадлежала Уорденам; здесь было лишь несколько возделываемых маори полей и садов. Вскоре после этого они проехали мимо больших загонов для лошадей, в которых частично находились овцы. Животные толпились вместе, потому что снова начался дождь. В таких обстоятельствах их кормили в том числе и сеном.
— Для большинства овец корма хватает и зимой, — пояснил Джеймс. — Но маток мы подкармливаем. Тогда ягнята будут крепче и их можно будет раньше перегнать на высокогорье, что, опять же, позволит сэкономить корм. А вот здесь у нас крупный рогатый скот… Мы занялись этим, когда появились рефрижераторные суда, которые ходят в Англию. Раньше мясо поставляли только в Отаго или на Западное побережье. У старателей и горняков всегда отменный аппетит. Но сейчас в Англию регулярно ходят суда с холодильными камерами. Это хорошее предприятие. А пастбищ на Киворд-Стейшн хватает. Вон там первые сараи для стрижки овец.
Джеймс указал на большое невысокое здание, которое еще несколько недель назад Уильям оценить бы не смог. Сейчас же он знал от других фермеров, что здесь находится сухое место для стригалей, которые по весне путешествуют от фермы к ферме, чтобы избавить овец от шерсти.
— Первый? — спросил Уильям.
Джеймс кивнул.
— Всего у нас три. И нам нужны стригали на три недели. Вы понимаете, что это значит.
Уильям усмехнулся.
— Много овец, — заявил он.
— Больше десяти тысяч по последним подсчетам, — произнес Джеймс и добавил: — Довольны?
Уильям взвинтился.
— Мистер МакКензи, я знаю, что вы подозреваете меня в дурных намерениях. Но мне ваши чертовы овцы не нужны! Мне нужна исключительно Кура! Я женюсь на ней, а не на вашем бизнесе по продаже мяса крупного рогатого скота!
— Вы женитесь и на этом тоже, — заметил Джеймс. — И не нужно мне рассказывать, что вам это безразлично.
Уильям бросил на него гневный взгляд.
— Еще как безразлично! Я люблю Куру. Я сделаю ее счастливой. Все остальное не играет роли. Мне нужна только Кура, а ей нужен я!
Джеймс кивнул, хотя Уильяму не удалось переубедить его.
— Что ж, вы ее получите.
Воля человеческая
Квинстаун, озеро Пукаки, Кентерберийская равнина
1894—1895 гг.
Глава 1
Уильям Мартин и Кура-маро-тини Уорден поженились незадолго до Рождества 1893 года. Свадьба была самым роскошным праздником, состоявшимся в Киворд-Стейшн со времен смерти ее основателя Джеральда Уордена. Год в Новой Зеландии сменялся в самый разгар лета, поэтому праздновать можно было в саду. Гвинейра поручила поставить дополнительные павильоны и шатры, чтобы быть готовой к внезапному летнему дождю, однако погода тоже была за молодых. Солнце сияло, пытаясь затмить гостей, явившихся в большом количестве, чтобы поздравить молодоженов. Здесь собралась половина Холдона, а впереди всех, конечно же, находилась постоянно всхлипывавшая Дороти Кендлер.
— Она еще на моей первой свадьбе рыдала так, что едва глаза не выплакала, — сообщила Джеймсу Гвинейра.
Конечно же, пришли и жители окрестных ферм. Гвинейра приветствовала лорда и леди Баррингтон, а также их младших детей. Старшие учились в Веллингтоне или в Англии, одна из дочерей вышла замуж и уехала на Северный остров. Бизли, которые раньше были самыми ближайшими соседями, умерли, не оставив прямых наследников, и дальние родственники решили продать ферму. Теперь майор Ричлэнд, ветеран Крымской войны, занимался разведением овец и лошадей так же «по-джентльменски», как и Реджинальд Бизли. К счастью, у него были способные управляющие, которые просто не обращали внимания на противоречивые приказы незадачливого фермера.
Из Крайстчерча приехали Джордж и Элизабет Гринвуд, тоже в сопровождении лишь своих дочерей. Один из их сыновей еще учился в Англии, второй заканчивал практику в австралийских филиалах торгового дома.
Старшая дочь Дженнифер, бледная светловолосая девушка, склонная к робости, и вовсе умолкла, едва увидела Куру-маро-тини.
— Она прекрасна! — только и прошептала она, глядя на Куру в подвенечном платье сливочного цвета.
И этого нельзя было отрицать. Сшитое в Крайстчерче платье подчеркивало идеальные формы Куры и не казалось при этом непристойным. Венок у нее был из свежих цветов, длинные, до бедер, распущенные волосы вполне заменяли собой фату. Несмотря на то, что она казалась такой же безразличной, как и на всех остальных праздниках, которые соизволила почтить своим присутствием, глаза девушки вспыхивали всякий раз, когда ее взгляд падал на жениха. Когда она шла к алтарю, движения ее были грациозны, как у танцовщицы. Впрочем, была еще одна небольшая проблема, прежде чем приехавший из самого Крайстчерча епископ мог соединить пару под украшенным цветами балдахином.
Дженнифер Гринвуд, которая обычно играла на органе в Крайстчерче — по мнению священника, «просто ангельски», — утратила мужество. И неудивительно, ведь Дороти Кендлер ярко живописала ее матери, как брачующиеся встретились после сенсационного концерта Куры в Холдоне.
— Я не могу, — шептала Дженни матери, краснея до ушей. — Особенно теперь, когда я ее увидела. Я наверняка собьюсь, и все будут смотреть на меня и сравнивать с ней. Я думала, что рассказ про Илейн О’Киф — преувеличение, но…
Гвин, до ушей которой долетели эти слова, закусила губу. Конечно, Гринвуды наверняка были посвящены во все подробности скандала вокруг Илейн и Куры в Квинстауне. Джордж и Элизабет крепко дружили с Хелен; в юности они оба были ее любимыми учениками. В Англии Хелен была домашней учительницей Джорджа, а Элизабет была из числа сирот, которых она позже сопровождала в Новую Зеландию. При этом Хелен ничего не скрывала, по крайней мере от Джорджа. Без сильной поддержки торговца, занимавшегося экспортом и импортом шерстью, ее муж Говард не смог бы долго удерживать свою ферму и замужняя жизнь Хелен была бы еще драматичнее, чем это произошло на самом деле. Кроме того, Рубен О’Киф буквально боготворил своего «дядю Джорджа»; даже младшего сына назвал в его честь. Вполне возможно, что в разговорах Рубена с Гринвудом — или Джорджа со своим крестным — всплыли неприятные подробности.
Элизабет, светловолосая, все еще стройная женщина в простом элегантном платье, предприняла попытку уговорить дочь.
— Это ведь совсем простой «Свадебный хор», Дженни. Ты сыграешь его, даже если тебя разбудить среди ночи! Ты ведь уже играла в соборе!
— Но когда она так смотрит на меня, я готова провалиться сквозь землю… — Дженни кивнула в сторону Куры, которая действительно бросила на нее недружелюбный взгляд. В конце концов, музыка должна была зазвучать давным-давно.
К тому же Дженни совершенно не было нужды прятаться. Она была высокой, очень стройной девушкой с золотистыми волосами и узким худощавым лицом, на котором выделялись большие матово-зеленые глаза. Однако сейчас она растерялась, опустила голову, пряча лицо за волосами, словно за занавеской.