И мама положила в мисочку Дины немного мясной начинки, оставшейся от пирога. Но тишина на кухне воцарилась ненадолго. Ожил ворон Вася. Он заорал так громко, что голос Дины по сравнению с его карканьем казался просто тихой музыкой.
– Чтоб тебя разорвало! Ешь!
Наконец ворон получил обожаемую им подгорелую корочку, Белка и Стрелка – по куску пирога, Дина доедала свою начинку, и на кухне стало тихо. Но только-только Мариша успела рассказать маме о своих похождениях, как в дверь позвонили. И родственники стали прибывать один за другим.
Следующий день целиком был посвящен слежке за тремя объектами, чьи имена, адреса и телефоны Мариша раздобыла в обществе защиты прав женщин. Мариша взяла на себя общее руководство. А вот всю текущую работу полагалось выполнить другим родственникам Таси.
– Я не могу высовываться. Я должна буду появиться лишь в самый ответственный момент, – важно объясняла она почтительно внимавшим ей родичам. – Если объект увидит меня раньше времени, то считайте, что все пропало.
Что пропало, Мариша не уточняла. Да это и не требовалось. Родственники были счастливы, что могут быть полезны. Они так старались! Никогда прежде Марише не доводилось командовать армией таких послушных бойцов. Тетка Галя взяла на себя слежку за драчуном Васечкиным. Лично ей он казался наиболее подозрительным.
– Раз жену колотит, значит, агрессивный. Мог и на Тасеньку напасть.
– Ага, на Таську твою нападешь, пожалуй! – хмыкнул дядя Гриша. – А если и нападешь, так пожалеешь потом.
Но тетя Галя твердо решила для себя: она следит за Васечкиным.
– Тогда я беру на себя этого… Толстого.
– А я Табачкова!
Слежка длилась весь день. И к вечеру уставшие и голодные родственники вновь собрались на кухне у Тамары Ильиничны, чтобы поделиться информацией. За целый день они изрядно вымотались и проголодались. Так что Мариша еще вчера предвидела все верно. Родственники набросились на приготовленные хлебосольной хозяйкой макароны по-флотски с молотым мясом, жареным луком и кетчупом. И смолотили за один присест целый казан.
После этого все дружно пили чай с малиновым пирогом, опять же испеченным Тамарой Ильиничной, и рассказывали, что им удалось узнать.
Пока родственники делились друг с другом информацией, к Марише подсела ее мама и тихо спросила:
– Как там поживает моя рассада?
Мариша вздрогнула. Это был самый худший вопрос, какой только могла задать ей мама. Это было даже хуже постоянных напоминаний о замужестве в пору девичества Мариши. Рассада, вверенная попечениям Мариши, чувствовала себя неважно. Но знать об этом Тамаре Ильиничне ни в коем случае было нельзя. Поэтому Мариша и соврала:
– Прекрасно. Прекрасно поживает. Но…
– А розы? Розы прижились?
– Конечно.
– Посмотреть бы!
– Потом посмотришь.
– Ты бы хоть их на свой телефон сфотографировала. Или мне к тебе приехать?
– Ни в коем случае! И вообще, сейчас главное – это Тася.
Тамара Ильинична замолчала и устыдилась своего эгоизма. Действительно, тут у людей ребенок пропал, а она за свои розы трясется.
Первым выступал Андрей. Он следил за любителем заначек Толстым. Оказалось, все правда. Жена у Толстого была противная, тощая и носатая мегера. Андрей показал всем родственникам ее фотографии, сделанные им своим телефоном. И все сошлись во мнении, что да – противная. А потом Андрей показал упитанного кругленького колобка – самого Толстого, на вид безобидного мужчинку, ни о чем круче тушеной картошки с мясом и не помышляющим.
Однако слежка за Толстым дала весьма интересные результаты. Оказалось, что у мужика действительно имеется молодая любовница. Младшая сотрудница в библиотеке в здании по соседству с редакцией, где главным верстальщиком числился сам Толстой. Девушка была так себе, ни рыба ни мясо. Толстенькая, кругленькая. И, несмотря на свою молодость, они с Толстым казались близнецами. С той лишь разницей, что на голове Толстого почти не сохранилось волос, а на голове его подружки кудрявилась пышная шапка рыжих локонов.
Вообще Толстой не производил впечатления человека, терзаемого угрызениями совести. Выглядел он вполне счастливым. И когда проводил время с молоденькой любовницей, и когда пришло время, чтобы возвращаться домой.
– А вот жена у этого Толстого – сущая мегера. Она и выглядит такой, и по существу такая же. Стоило мужику порог переступить, она на него орать начала. Почему задержался? Почему хлеб не купил? Почему ее маме не позвонил, с днем рождения не поздравил, почему, почему, почему…
– Ну, а он?
– Молчал. Ангельское терпение у этого мужика. Уж я со двора слушал, а и то у меня голова от этой циркулярной пилы разболелась. Представляю, каково самому Толстому приходилось! Он ведь в эпицентре бури находился.