Поэтому я, полностью согласная с ним в оценке Машиного тела, решила, что поиски буду вести тут. Ведь в лесу толку от меня — ноль.
Сам по себе посёлок представлял собой несколько довольно далеко разбросанных друг от друга гьер. Насколько я понимаю, это выращенные мьенгами гигантские плоды местных растений. Тут любили всё круглое, а также белое. Дома, как и одежда, были с одинаковой шелковистой поверхностью и ослепительно-белые. Они очень ярко выделялись на фоне окружающей зелени. Где-то на задворках, ближе к лесу, стояли большие приземистые сараи, сплетенные из каких-то веток — кажется, лиан, как говорил Комаровски. Впрочем, возможно и они были специально выращенными, утверждать не берусь.
За сараями, в которых, вроде, хранилось зерно, было хорошо видно начало канала. Кстати, даже пресная вода на Мьенге была насыщенного зелёного цвета. Так что бирюзовый оттенок неба уже не удивлял. Так вот канал, возникавший буквально на ровном месте, питал водой окрестные рисовые поля. Точнее, рукотворные болота, в которых росло то, что потом, как уверил меня наш посол-представитель, станет рисом.
А поскольку мы прибыли на планету в сезон, соответствующий земному лету, всех наших аграрных гениев тут же загнали на прополку в эти болота. Даже Двинятин участвовал. Даже болезный Комаровски.
— Рис — очень хрупкое растение, — объяснял нам ведущий рисовод, — без прополки пропадёт!
Видела я это хрупкое растение. Мощные пучки травы выше Машиного пояса. Да он сам забьёт любой сорняк! Зато гении были при деле, им же после прополки надо было вести свои исследования, так что ребятам иной раз было некогда даже помыться.
Не могу сказать, что это особенно облегчало мне задачу. Но, с другой стороны, время для поисков освобождалось — и в приличном объёме. Ещё, разумеется, я нацепила на каждого — и каждую — свой собственный, контрабандно провезённый источник радиосигнала. Раз уж биолокация тут запрещена, а я должна обеспечивать охрану этого детсада, все средства хороши.
Тем более это, примитивное. Детская игрушка, если на то пошло. Абсолютно безвредная для окружающей среды. Так называемый, радиорадар. Представляет собой набор из двадцати фишек, экрана с магнитом и, собственно, радара, позволяющего определять местонахождение каждой фишки. Детям глазомер и логику развивает, мы с Андерсеном дарили такую штуку первенцу Бени…
Ну а я, чуть-чуть поковырявшись в настройках, могла теперь определить, где находятся фишки с первой (Двинятин) по шестнадцатую (Юлька). И пока шла прополка, мне даже радиуса действия хватало.
Слегка поколебавшись, я решила затолкать фишки в странные штуки, которые выдали каждому из нас. Обязав носить на шее, не снимая ни днём, ни ночью. Больше всего это напоминало идентификационный номер солдат наших спец. войск, только выглядел мьенговский аналог как мягкий мешочек с какими-то символами и на верёвочке.
Юлька сказала, что эти символы — буквы, то есть на каждом мешочке стояли инициалы какого-то человека.
— Разумная мера, — объяснял Сергиенко, — а вдруг потеряется кто? Люди-то для них все на одно лицо.
Честно говоря, в его компетентности я не просто сомневалась, а… уже поставила крест. Даже если кто-то потеряется, всё равно его доставят в Ри-ен, а уж люди всегда узнают своего. Нас тут слишком мало.
Что же касается самих хозяев планеты, могу сказать только одно — контактировать с нами они не стремились. Издалека я видела двух или трёх мьенгов, вблизи — только Е-ло, так сказать, куратора академической практики от принимающей стороны. Какова на самом деле была её должность или статус в местной иерархии, определить затрудняюсь.
Она была высокой, как все мьенги — что-то около метр девяносто — с неразличимой под ассеем фигурой. Так что о том, что она — это она, нам сообщил Чи. У них вообще, насколько я поняла, не было ярко выраженных внешних отличий между полами. Кожа Е-ло была тёмно-коричневой, что при оранжевом светиле неудивительно. И за что их только прозвали "зелёными человечками"? Череп красивой, слегка вытянутой формы с коротким серым пушком там, где у нас были волосы (иногда я замечала, как отдельные "пушинки" шевелятся при полном отсутствии потоков воздуха). С почти чёрными глазами без ресниц и мягкими, будто специально сглаженными чертами лица. Невыразительного, полностью лишённого эмоций лица.
Разговаривала она монотонно, каким-то скрипучим голосом, и только благодаря Машиным способностям аудиалки я, спустя несколько дней, начала различать в нём нотки одобрения или недовольства. Кстати, проблем с переводом не возникало, так как Е-ло вполне сносно говорила по-нашему.
Юлька, поначалу вцепившаяся в неё, как клещ, очень скоро поняла, что с данного конкретного носителя языка где сядешь, там и слезешь. Теперь она совершенствовала свой мьенг в одиночестве, переводя нуднейшие официальные документы для Ираиды Степановны.
Добиться от неё внятных объяснений по поводу знакомства с "птицей Зун" так и не удалось. Она мямлила, что это был простой сетевой контакт, что, подумаешь, обещала ему поцелуй много лет назад, что нормальный человек и вспоминать бы о таком не стал… Но очень просила ничего не говорить Двинятину. Пришлось обещать, в конце концов, я ей должна — и даже дважды. Тем более, что Двинятину было совсем не до меня, мы и виделись лишь вечерами, когда он давал очередное задание на заполнение академических дневников.
А вот к Е-ло я старалась быть как можно ближе. Не знаю, что было причиной — ботинки на гравиконтроле или гены Петрова в Машином теле — но она даже иногда благосклонно отвечала на мои вопросы. В частности, я узнала, что гьеры — всё же не специально выращенные плоды, а специально выращенные дома. Биотехнология, ей-ё!
Кроме того, Е-ло милостиво пояснила мне, почему все здесь ходят в ассеях.
— Ассын. — Она указала рукой вверх и тут же сделала обратный жест вниз: — Мьенг. Энергия связи. Дашло?
— Ассей передает энергию Ассына Мьенгу? — перефразировала я.
— Дашло, — согласилась куратор от принимающей стороны.
Это "дашло" не давало мне покоя до тех пор, пока я не сопоставила с ним манеру общения лейтенанта Барбозы. А потом вспомнилось, что именно он договорился с мьенгами о визите Петрова. Это значило только одно — секретчик пользовался у них авторитетом. И налаживать с ним контакт просто необходимо.
Ну а пока я обходила все строения, то есть… растения… словом, все жилые и нежилые гьеры в посёлке и расспрашивала Е-ло. Обо всём, о чём она отвечала, составляла короткие заметки.
Почему канал начинается на ровном месте? "Кройс — Мьенг — вода для ри".
То есть, риса. Фантазировать про "Кройс" я могла бы долго, но оказалось, что это — один из членов Загоденна Мьенгов. Каким образом Кройс взаимодействовал с Мьенгом, чтобы получить "воду для ри", Е-ло объяснять не стала.
Кто живёт в плетёных сараях? "Коетэ для ри".
Гьеры покрыты той же тканью, из которых сделаны ассеи? "Дашло".
Постепенно я стала интересоваться самими мьенгами. Где они живут? Ведь Ри-ен строился специально для людей, Е-ло появлялась тут только днём, а ночевать возвращалась к себе. Оказалось, что Е-ло живёт в Е-ло. И вот тут я от новых расспросов решила воздержаться. География Мьенга была заложена вместе с другими сведениями в те памятные четыре терабайта секретчиков, и посёлка Е-ло на карте не значилось.
Есть ли у мьенгов средства связи между собой — ну, вроде тех допотопных раций, которыми пользовались в посольстве-представительстве — или… Оказалось, что "или". Е-ло дотронулась длинным тонким пальцем до своего лба, потом указала им на поверхность планеты. И я пометила: "Связь через Мьенг".
Что любят мьенги? Е-ло не ответила, и я наскоро исправилась — что они любят есть? Чем питаются?
Разумеется, меня интересовало, не питаются ли мьенги — так, время от времени — пропавшими биологами, но об этом нюансе я благоразумно умолчала. Оказалось, что разные мьенги, как и разные люди, любят разную пищу. Е-ло, например, любила "ри". Я даже не удивилась, ведь судя по всему, именно поэтому она и возилась тут с людьми.