— Твоя вторая специализация — медик?
— Не, нахватался того — сего по верхам, — ответил он. — Когда долго живёшь на базе, где каждый второй дохнет от чёрной плесени, поневоле начинаешь интересоваться…
— Ты был в экспедиции к системе гамма Лиры?! — едва не задохнулась я.
— Послали, — небрежно пожал плечами Клаус.
Это было, когда я только начала работать в Управлении. Ещё до эпохи Великих Астрономических открытий в созвездии Лиры обнаружили планету, по внешним характеристикам очень схожую с Землей. Но в те времена исследовать её было невозможно. И вот, когда перед всеми нами замаячила угроза полного истощения ресурсов, в отдельных светлых головах расцвела идея переселить часть землян на планету, высокопарно названную Новой Христофорией. Правительство снарядило экспедицию под руководством Генри Нильсона, и все мы с трепетом следили за каждым выпуском новостей, где сообщали о реализации этой смелой идеи.
Сначала всё шло хорошо. Первопроходцы обследовали Христофорию, признав её годной для жизни. Правда, было не до конца понятно, как там возобновляются запасы кислорода, ведь никакой растительности на планете не было. Но Нильсон уже привез туда семена трав, злаков и саженцы земных деревьев, так что все — включая Правительство — проявляли неумеренный оптимизм.
На третий год члены экспедиции засеяли семь экспериментальных площадок злаками и ждали урожай. Параллельно строился город для первопоселенцев, люди уже записывались в очередь, и число желающих только в первые сутки перевалило за миллиард. И вот тут-то и пришло известие о первой смерти — погибла Анна Кёрк, ксенобиолог. Почему-то причиной сочли острую анафилактическую реакцию на внеземной аллерген.
Но когда стали умирать один за другим остальные члены экспедиции… Вся Земля не отходила от визоров во время трансляций из Координационного центра. А причина оказалась до смешного банальной, с саженцами и почвой Земли на Новую Христофорию попали споры черной плесени. Условия для них там оказались ещё более идеальные, чем для людей. Плюс отсутствие естественных сдерживающих факторов — других грибов.
Но пока удалось в этом разобраться, от экспедиции осталось едва ли пара десятков человек — а летели-то девяносто восемь! Особая Комиссия закрыла планету на карантин, потому что к моменту отлета выживших черная плесень стала доминирующим видом растительности Новой Христофории. Теперь раз в два года её целиком обрабатывают фунгицидами, но плесень каждый раз демонстрирует свою живучесть. Правительство в полном составе ушло в отставку, Нильсон спустя пару лет по возвращении разбился на каре, а про остальных членов столь бесславно закончившейся экспедиции больше никто ничего не слышал.
Трудно поверить, но рядом со мной человек, вернувшийся с Новой Христофории живым!
— Клаус, как же так? — я опять едва не задохнулась. — Почему никто не понял, что люди умирали от банального аспергиллёза? Столько надежд, столько жизней — и всё зря?!
— Искали местную угрозу, у врача даже не было… этого… лабораторного… диагноста, чтобы определить причину, — философски вздохнул он. — Волноваться вредно, давай-ка поешь.
— Но, Клаус, как же так вышло?!
— Доверили подготовку энтузиастам, вот так и вышло, — сердито прошептал секретчик. — Толком не продумали, решили, что всё так просто — "и на Марсе будут яблони цвести". Ешь.
Эмоции выпили немало сил, и я утомленно прикрыла глаза. Все равно не понимаю. Какой Марс, какие яблони? Почувствовав у губ трубочку, открыла рот и стала медленно глотать.
— Энтузиасты, безопасница, это такие обаятельные сволочи, — задумчиво продолжил Клаус. — Ты смотришь на него и веришь, потому что он сам искренне верит себе. Но стоит ему допустить в своих планах малейшую промашку, как всё вокруг рушится, словно карточный домик. Запомни мои слова и держись подальше от энтузиастов. Уж лучше зануды-научники навроде папы Чи…
А он не путает энтузиазм с преступной халатностью? И говорит с такой горечью… Интонация-то понятна, но вот смысл опять ускользал. Я вынула трубочку и прошептала:
— Клаус, я тебя не понимаю… Какой домик? Из карты?
— Мария, я сказал тебе — ешь, — строго ответил секретчик.
— У нас договор — я ем, ты рассказываешь, — напомнила я ему. — А ты не рассказываешь, ты как с другой планеты… И переводчик сломался…
— Не выкручивай мне руки, — недовольно пробурчал Клаус. — Слишком ты любопытная.
Но мне показалось, что тема энтузиастов как-то по-особому зацепила секретчика. Ему хочется выговориться, но… Видимо, мешала пресловутая секретность. Я бы могла его спровоцировать, вот только… Внезапно я стала ему доверять — как парням из своего отдела. А от человека, которому доверяешь, ждешь ответного доверия. И если Клаус не считает меня способной промолчать о его секретах — так тому и быть.
Я опять затолкала в рот трубочку и стала медленно глотать. С одной стороны — обидно. С другой стороны — кто я ему? Временный напарник. Только и всего. Нам ещё предстоит какое-то время работать бок о бок, но потом… Мы расстанемся навсегда.
— Эй, безопасница, ты чего? Обиделась? — спросил Клаус.
Мне показалось, напряженно. Я повертела головой — вправо и влево. Получилось вполне выразительно.
— Вот все вы, бабы, одинаковы.
Я опять повертела головой.
— И язык у вас, как помело.
Как… что? Как помЕло? Причём тут фрукт, доступный ныне только избранным? Я опять вытаращилась на Клауса, а он… вздохнул и спросил:
— Что, про помелО не слышала? Опять я прокололся… Знаешь, безопасница… Как-то чересчур я тебе доверяю. Совсем за базаром не слежу.
Тут уж я захлопала ресницами — не по роли, а от удивления. Он, оказывается, тоже доверяет мне. Но большую часть его слов я всё равно не понимаю!
— Да и хочется иногда поговорить. А тут и не с кем. Идеальное место для такого анахрона, как я.
Ана… хрон? Я побоялась поперхнуться и вынула трубочку, не сводя с секретчика изумленного взгляда.
— Ну… Ты можешь мне не верить. Даже лучше будет, если ты мне не поверишь. Считай, это просто страшилка… сказка для того, чтоб ты не заснула.
Я кивнула. Конечно, сначала послушаю, а потом решу — сказка или нет.
— Я… помнишь, я говорил про наше ранчо? Да? Ну вот, ранчо было в Аргентине.
Аргентина? Серебряная?
— Где это?
— Это в Южной Америке, но моя семья была из Германии. Дед воевал за Третий Рейх, а когда поражение стало неизбежным, успел вывезти жену и сына на другой континент.
Война, третий рейх… Что-то припоминается, но вот откуда? Ей-ё, да всё тот же курс истории! Это было в двадцатом веке! Я уставилась на Клауса ошалевшим взглядом. Нет, это не может быть правдой, просто сказка. Чтобы я не заснула.
— У нас вся деревня была из немцев. Хорошо жили… А потом…
Клаус замолчал. Задумался. Я ждала, затаив дыхание.
— Потом приехал дедов друг — фон Шульце. Заморочил всем головы — великая миссия, Великий Рейх, великая арийская нация… Второе возрождение, дьявол и преисподняя! Даже мать благословила. Рыдала, но благословила, эх… Все наши парни — мои друзья — поехали в эту трижды проклятую Новую Швабию…
Из его рассказа я понимала ровно половину, но и этого было достаточно, чтобы поверить. Как жили на военной базе, как учились работать со сверхсекретным оружием возмездия, наравне с простым ножом, стволом и взрывчаткой. Как участвовали в малопонятных опытах с экспериментальными препаратами, повышающими силу и выносливость. И как однажды фон Шульце вызвал перспективного Клауса к себе и предложил протестировать совсем уж невероятное — суперзаморозку.
— Ты, говорит, Клаус, настоящий ариец. Ты сможешь возродить нашу расу, даже если с безупречными планами возмездия что-то пойдёт не так.
Ей-ё… И он согласился!
— Со мной в криокамере засыпали мои друзья — два Фрица, Петер и Свон. Проснулся — я один.
Я медленно передвинула свою ладонь к его руке, лежащей рядом, и слабо сжала пальцы. Он даже не заметил. Его взгляд остановился. Он смотрел туда… Где остались два Фрица, Свон и Петер.