— Базу нашли ваши секретчики, — буднично продолжил Клаус. — Они же и разбудили. Рассказали, что уже давно никто не воюет, не делит человечество на высшие и низшие расы, нет стран, нет границ. Вот только люди с моими навыками сейчас просто на вес палладия. И отпустить меня они не могут.
Как это на них похоже…
— Сколько тебе было лет?
— Двадцать три, как раз перед заморозкой отметили. Смешно, да? Прошло столько времени… А я остался всё тем же… Наивным доверчивым юнцом…
— Почему? Не похож, — прошептала я.
— Ты опять не ешь? — встрепенулся он и резко выдернул свою руку из-под моих пальцев. — А, смесь закончилась… Сейчас принесу новую.
Отошёл он недалеко, кейест не маленький, но и разгуляться особенно негде. И за огромным рюкзаком тоже трудно спрятаться, однако же спящего Дегри я сначала не заметила. Значит, вся спасательная экспедиция в полном составе. Ей-ё, надо придумать, что мы все будем завтра, точнее, уже сегодня, врать…
Клаус вернулся с новым контейнером, поставил его рядом со мной, и я, вполне самостоятельно, вставила в него трубочку и принялась глотать.
— Сначала меня учили всей вашей современной… технике, — продолжил он. — Оказалось, что всё это не просто, а очень просто. Совсем вы, потомки, обленились.
Я возмущенно фыркнула — тихо, конечно, но эмоционально.
— Можешь мне поверить, — со смешком прошептал "предок". — Мои учителя боялись, что "человек из позапрошлого века" устроен так примитивно, что не сможет освоиться в современных реалиях. Ничего, когда пришла моя очередь учить их, оказалось, что это им недоступны многие вещи, которые я выполнял на автомате — даже не задумываясь.
— Ты учил секретчиков?
— Они-то думали, что выпотрошат мою голову на раз — два, а там отмороженного можно и в утиль. А не вышло. Хотя и мнемограммы с меня снимали, и даже клонировать пытались.
Гады! Секретчики — га-ды.
— В общем, когда они это поняли, сделал я у них хорошую карьеру. В тридцатник майора получил. Почти женился… Да вовремя одумался.
Ух ты… Я в тридцать пять всего лишь капитан, а он… Но постойте, почему в досье он значится лейтенантом?
— А потом… Задыхаюсь я в ваших городах, безопасница. А тут как раз экспедиция Нильсона. Штефи себе все локти искусала — ни одного секретчика он к себе не подпускал. Вычислял на раз. И Правительство на дыбы — мол, не мешайте спасителю человечества, много о себе возомнили… Получи по носу, секретная служба!
С одной стороны я была целиком на стороне Правительства, а с другой — зная, чем закончилась история с Новой Христофорией — как-то иначе стала воспринимать стремление секретной службы держать всё под контролем. И это раздвоение мне не нравилось.
— И вот провернули всё так, будто я со скандалом ухожу от Шектеля и с поклонами и целованием рук прошусь к Нильсону.
— Тебя поэтому разжаловали в лейтенанты? В рамках легенды? — спросила я, намного уверенней отложив трубочку.
— Нет. По результатам экспедиции. Потребовалось полгода и семьдесят четыре смерти, чтобы они меня услышали и эвакуировали с планеты людей… Оставшихся людей…
Ей-ё… А ведь погибших было семьдесят пять…
— И… Тебя посчитали виновным? Дисциплинарная коллегия?
— Нет. Шектель прикрыл. Ведь он мои рапорты читал. Разделил вину на двоих, так сказать.
Ну да. А заодно показал Президенту, как в секретной службе умеют нести ответственность. Особенно в свете отставки Правительства… Которое полным составом этой ответственности избежало.
— И тебя отправили на Рай?
— Не сразу… Пока там, наверху, пережили эту плюху от Создателя, пока до них дошло, что человек сумел загадить не только матушку-Землю, но и Христофорию, что люди способны лишь жрать и хапать, а возвращать долги планете — не способны… Ты снова не ешь?
— Попить бы…
— Держи.
Я напилась и спросила:
— Неужели мы действительно… Только… потребляем?
— Будто ты сама не видишь. Хотя… где тебе, молодая ещё для наблюдений.
— Знаешь… Я на тебя не обиделась. Ты просто ворчишь по-стариковски, а на самом деле…
— Ну всё, безопасница, ты нарвалась. Мне нет и пятидесяти, и ты за это страшное оскорбление…
— Биологически, может, и нет, а вообще ты лет на двести пятьдесят старше, так что имею право, — хихикнула я. — А мы на старость не обижаемся, мы старость уважаем.
Клаус возмущенно вздернул подбородок, и я быстро продолжила:
— Тяжело тебе с нами пришлось? Не отвечай, и так понятно.
Клаус вздохнул:
— Тяжело — это в учебке, когда сто сороковой гранатой промахиваешься. А с вами — всего лишь паршиво.
— А как может быть иначе среди секретчиков? Я знаю, что такое — попасть в разработку. Поверь, есть и другая жизнь. Нормальная. И работа — другая.
— Да. Знаю. Только мне моя работа нравится. Я знаю, что тут — на своём месте. Мьенги — нормальные ребята, и, может быть — может быть — люди научатся у них, как правильно относиться к своей родной планете. Раз уж я выжил, раз попал сюда из своего времени, то должен помочь матушке-Земле.
Пришла моя очередь возмущаться.
— Это мьенги — нормальные? Да Петров сдох бы у них в крепости, а они даже не заметили!
— Они не умеют нарушать правил, понимаешь? — ответил Клаус. — Потому и от нас ждут того же. А мы… то есть, вы…
— Вот только не надо отделять себя от остального человечества, — перебила я. — Тоже мне, героический предок. Ну не повезло тебе с потомками — так с кем не бывает? Моя бабушка, например, до самой смерти расстраивалась, что я не пошла в медицину — по её стопам. Она так мне и говорила: "Ты — моё любимое разочарование".
Клаус усмехнулся, и я воодушевилась:
— Да если хочешь знать, я тебе доверяю так, что готова прикрывать спину. И знаю, что ты прикроешь мою. О каком мьенге ты сможешь сказать то же самое?
— Спасибо, безопасница. Приятно, правда. Но мьенги — это другое. Они приняли меня — просто меня, Клауса Барбозу, без званий, должностей, просто потому, что я такой, какой есть. Им не надо ничего доказывать, они не умеют лгать и предавать, да и… Я сам изменился. Надеюсь, поумнел, хотя… Возможно, ты права, и это уже старческое слабоумие.
Я сжала ладонь и стукнула кулаком по его руке.
— Да ты драчунья, — довольно сказал он. — Ещё чуток поешь — и даже встать сама сможешь.
— На самом деле я… люблю подраться, — заявила я, пока он ходил за следующим контейнером. — Нам бы с тобой надо как-нибудь устроить спарринг.
— Тю… Какой там спарринг, ты себя в зеркало давно видела? — пренебрежительно ответил "предок". — Ешь.
Я сделала пару глотков и поняла — больше не могу. Сейчас лопну. Сил заметно прибавилось, а вот спать — не хотелось.
— Сколько времени до утра?
— Часа три ещё есть.
— Надо договориться с ребятами, что будем врать Двинятину и остальным.
— Ничего не будем. Они вернутся в Ри-ен до свету, никто и не поймёт, что не ночевали. А ты… Тебя я отвез на встречу с папашей, и вернёшься ты… Ну, посмотрим, как восстановишься.
— Да у меня ж Комаровски без дозы!
— Чего?
Пришлось рассказывать. Клаус выслушал с непроницаемым видом, а потом сказал:
— Люди не меняются, безопасница. У него нет шансов.
— Ты не прав, психокоррекция если и не сделает из него полноценного человека, то хоть безопасного для общества — точно.
— Да не про то я… У нас на базе такой же был химик-экспериментатор. Фон Шульце на него только что не молился. Правда, препараты нам давали официально, ну, так у твоего гения пока покровителей нет. Вот увидишь, парнишку быстро приберут к рукам. Не наша организация, так конкуренты.
А… Понятно. Только я своё слово сдержу, и на психокоррекцию Комаровски попадёт, или я — не Мария Афонасьева. А что будет потом — и так ясно. Секретчики его не упустят, тем более Маша уже дала показания.
— Мне обязательно надо дать ему утреннюю дозу, вечернюю он уже и так пропустил. Понимаешь, он лучший ксеноботаник экспедиции. Сам Проскурин за него просил…