— Но почему нужно держать происшествие в секрете? — возмущался прямодушный рисовод.
— В целях сохранения хороших межпланетных отношений, — серьёзно отвечали мы с Барбозой. — Ведь мьенги и так не слишком рады нашему присутствию, а тут такое откровенное нарушение их правил.
Рисовод всё не мог взять в толк, что ассей на самом деле является проводником энергии Ассына, и что носить его нужно не только для удобства и демонстрации уважения к чужим традициям. Клаус обещал устроить ему персональную проработку инструкции и техники безопасности поведения на планете в целом.
— В этом раю, товарищ посол, как и в любом другом, есть свои правила, — сказала я, когда мне надоело слушать их препирательства. — Правила выживания, если хотите.
— Папа Чи за своим "ри" не видит леса, — не смог промолчать Клаус.
— Так вот, товарищ Хон. Я не могу заставить вас уважать эти правила — и никто не сможет. Но выполнять их и следить за безукоснительным исполнением со стороны всех землян — ваша прямая обязанность.
— Машенька… — посол явно растерялся.
Я с трудом удержалась от слов "преступная халатность" и решила обосновать своё выступление тяжёлыми душевными переживаниями дочери, едва не потерявшей отца. Но, к счастью, от объяснений меня избавил Проскурин, очень своевременно возникший на экране визора.
Клаус тут же исчез из поля зрения, и Михаила Андреевича приветствовали только я и посол.
— Ну, что есть новости? — усталым тоном спросил он.
— Есть, есть, — поторопился обрадовать его Чи. — Сашенька нашёлся, то есть, точнее, Машенька…
— Маша, ты его нашла? — добавив строгости, перебил его Проскурин.
Я четко и лаконично обрисовала ситуацию, пояснив, почему в данный момент не могу предъявить тело биолога для опоз… ей-ё, живого Петрова предъявить не могу! Проскурин обрадовался, тень усталости куда-то исчезла с лица, и он крикнул в сторону:
— Нашла! Она его нашла!
Там, в стороне, скорее всего в приёмной, с громким стуком рухнуло что-то тяжелое. Надеюсь, не моё тело. А то у меня есть пара вопросов к личности, занимающей его в данный момент.
— Машенька, молодец, поздравляю! А как Комаровски? — тут же переключил наше внимание Проскурин.
Чи удивился — а я пояснила, что Михаил Александрович знает всех своих студентов в лицо и по фамилии. А уж бедолагу, сломавшего себе челюсть — по совместительству гениального ксеноботаника — опекает как родного. При этом смотрела на Клауса — сама-то Комаровски не видела вторые сутки. Секретчик кивнул, и я доложила:
— Комаровски работает.
Проскурин поинтересовался, когда он сможет поговорить с Двинятиным. Безмолвно переадресовала вопрос Клаусу — тот пожал плечами, и я перевела:
— Когда вам будет удобно, Михаил Андреевич, — и начала собственную атаку. — А как продвигается моё дело?
Настал черед Проскурина смотреть в сторону. Кажется, Бьорг не ожидал от меня такой прыти, потому что академику пришлось переспросить — а что я, собственно, имею в виду. Я пояснила:
— Инцидент с товарищем Джоном. Точнее, устранение его причины.
— Мы делаем всё возможное, — быстро ответил Проскурин. — Машенька, все обещания в силе, не волнуйся.
Это он, надо полагать, от себя добавил. Хорошо.
— Михаил Андреевич, времени до конца экспедиции остаётся не так уж и много. Я вам верю, но хотелось бы… чтобы ситуация поскорее разрешилась.
— Да, Мария, конечно, ваше дело будет рассмотрено в первоочередном порядке, — подтвердил Проскурин.
Ну, Бьорг, ты меня услышал, я тебя тоже.
— А как вам работается с моей тезкой? Я так беспокоюсь за вас, Михаил Андреевич… И за неё, она перенесла такой стресс, и так часто плачет…
Этого от меня не ожидал никто — ни Проскурин, ни Бьорг, ни, видимо, Маша. Ничего, как говорит один мой анахронный знакомый: "Вы меня ещё не знаете, но вы меня ещё узнаете".
— Да вроде бы… Все как всегда, — попытался сориентироваться академик.
— Мне от стресса очень помогает музыка. Даже слезы текут от красивых звуков. Вы посоветуйте моей тёзке записи наших мальчиков под аутентичные инструменты конца двадцатого века. Это бесподобно, правда, товарищ посол? Ребята провели для нас настоящий концерт, и посол тоже был, им с супругой так понравилось!
Посол закивал, явно не понимая, к чему всё это.
— Так вот Логинов и Сетмауэр написали песню… — я в деланном экстазе закатила глаза. — Это было что-то фантастическое. Я очень хочу, чтобы её услышала моя тезка. Передайте ей, Михаил Андреевич, что мне очень интересен её выбор.
— Хорошо, Мария. Передам, — рассердился дезориентированный Проскурин.
— Спасибо, Михаил Андреевич! Я думаю, что через пару дней папа придёт в себя, и вы сможете его увидеть лично.
— Очень надеюсь на это, — так же сердито ответил академик.
А вот интересно, знал ли он что-то о запутанной личной жизни своей секретарши? Может, поэтому и сердится? Ладно, свой план-минимум я выполнила, всё, что хотела, сказала, пора закругляться.
— Я вам больше не нужна? Тогда пойду к папе.
Клаус показал мне отведенный над сжатым кулаком большой палец, жест одобрения, и я, выйдя из зоны видимости, встала рядом с ним слушать совсем не интересный разговор академика и посла о рисе, организации экспедиционных работ и каких-то сметах.
Когда два ответственных биолога закончили общаться, и визор погас, посол перевел взгляд на нас и попросил разрешения сообщить о найденном Петрове хотя бы своей семье.
— Ирочка и Лерочка так переживают… А больше я — никому!
— Лерочке я сам скажу, — индифферентно произнёс Клаус. — А Ираида Степановна вполне способна держать язык за зубами. Особенно, если ей об этом напомнить. Напомнить, товарищ Хон, или сам?
— Сам, конечно, сам, — закивал Чи. — Лера! Иди сюда!
Тут я очень порадовалась тому, что тайком заловила девчонку перед сеансом связи. К настоящему моменту она уже должна прийти в себя. И если в отношении интерната я полностью поддерживала Клауса, то в отношении нежных чувств пятнадцатилетних девчонок экспертом он явно не был. Я, разумеется, тоже. Но когда-то прошла тот же путь, более или менее достойно прожила и пятнадцатый, и шестнадцатый годы своей жизни. Кое-что вспоминалось, поэтому… Леру предупредила.
Лера радовалась абсолютно искренне, и переживала о Петрове тоже искренне, поэтому папе Чи пришлось даже пригрозить своим отцовским авторитетом, запрещая дочери становиться добровольной сиделкой при Александре Павловиче.
Клаус смотрел на всё это с непонятным выражением. А потом сказал:
— Лера, всё это замечательно, но почему всё-таки ты сказала, что Петров отправился на второй континент?
— В самом деле, Лера?
Только что счастливая Лера залилась слезами.
— Папа, прости… Я не хотела…
— Лера!
Вбежала Ираида Степановна, а меня Клаус подхватил под локоть и выволок из кабинета. Вообще, правильно. Пусть поговорят в кругу семьи, может быть, до чего-то и договорятся.
У нас же… и своих дел хватало. Секретчик должен был сменить Кира возле бессознательного Петрова, а мне надо было возвращаться в свой гьер и демонстрировать всем студентам свою радость от встречи с папой-биологом. Ну, и хорошее самочувствие, конечно. С этим было сложнее, потому что я физически ощущала, как сильно похудело Машино тело. Клаус велел на ночь съесть ещё пару контейнеров смеси номер два. Съем, куда деваться…
Первой, кого я встретила на дороге в свой гьер, была Юлька. Специально поджидала, что ли? Я порадовалась, что уже сумерки, и она не сразу заметит мой бледный вид. Но волноваться надо было о другом.
— Ты была в Ариденне?! Ну почему, почему Клаус взял туда тебя, а не меня?!
— Ах, он уже и Клаус? — подруженьку надо было отвлекать, потому как в Ариденне я не была, и, соответственно, рассказать о месте заседания Загоденна Мьенгов ничего не могла. — А раньше ты от него шарахалась со словами "я почти замужняя женщина"!