За полчаса Виталик объяснил Ваньке каждое слово, но вот он стоит, смотрит в буквы и не понимает ни одну букву, и снова путает слова секуляризм и теология. Участвовать в перестрелке с инквизиторами гораздо легче.
- Готовьтесь, - шепчет тень Кубинца и выскальзывает на сцену, посреди которой установлена обшарпанная кафедра с микрофоном.
- Добрый вечер, дамы и господа! - орёт голос Кубинца.
У Ваньки кружится голова. Он оставил плащ в комнате - здесь тепло, - но пот льётся ручьём, будто он в Африке.
- Я не шучу, - качает головой он и смотрит на Виталика. - Я сейчас упаду в обморок. Ты будешь меня откачивать.
Виталик, обхвативший себя, улыбается и подмигивает. Ему смешно, и Ванька хочет врезать товарищу прямо по носу. Виталик тоже снял свою куртку и теперь стоит в одной футболке, сверкает весь такой мышцами, и ему плевать на всё. Не ему же выступать. Ох, как же хочется сорвать с его башки этот долбанный берет.
- ...и сейчас я представляю вам Ивана - лидера дальневосточного ополчения! - восклицает Кубинец.
- Пошли, - шикает Виталик и толкает Ваньку в бок.
Тот смело идёт, в ту же секунду ослеплённый летающими под потолком прожекторами. Из бездонной темноты впереди льются аплодисменты.
Ванька встаёт к микрофону, листок с надписями мягко падает на кафедру. Кубинец - справа, Виталик - слева. Вытерев пот со лба, Ванька тихо говорит Кубинцу:
- Жарко у вас.
Голос усиливается и звучит откуда-то с боков. По залу бежит смешок. Теперь его слышат все. Ваньке стыдно, он хочет убежать подальше, словно малыш, которого напугали бякой-базякой.
- Здравствуйте. Меня зовут Иван. Я с Владивостока.
Голос из колонок звучит мало того, что непривычно, так ещё и убого. Кубинец говорил так, будто все звуки летали, а Ванька бубнит и сам не разбирает собственных слов.
- Я бы хотел с вами поговорить о секуляризме, - говорит он, потому что первую фразу зазубрил наизусть, а вот дальше не помнит ни черта. Он бросает взгляд на листок бумаги. Там пляшет теологическое государство. Слова читаются медленно, и Ванька не понимает, какое следующее. Пауза затягивается. - Мы что, живём с вами в теократическом государстве? - говорит он, совсем не представляя, что означают эти слова.
Снова пауза. На этом месте Ванька совсем забывает, что говорить дальше.
Опять затянувшаяся пауза. В зале слышится редкий шёпот. Кубинец громко кричит:
- Давайте поддержим нашего дальневосточного друга! Он волнуется!
Он кричит без микрофона, и его все слышат. Опять льются аплодисменты. Слева и справа что-то жужжит. Это камеры. Чёрт возьми, Ваньку снимают и будут транслировать в Сеть. Весь мир увидит, как он позорится. Ванька улыбается и закрывает глаза, пытаясь представить себя на пляже во Владе.
Тишины не должно быть. Он должен говорить хоть что-то. Аплодисменты дают ему время вспомнить текст. Аплодисменты стихают, текст не вспоминается. Ванька открывает глаза и улыбается.
- Вообще-то, у нас во Владивостоке отлично. Приезжайте к нам особенно летом. Вы знаете, где находится Владивосток.
Зал гудит. Ванька не видит их лиц, только силуэты.
Кто-то выкрикивает:
- Не все!
- Это вообще далеко-далеко, - отвечает Ванька. - Аж на другом конце Земли.
Эти слова он говорит громко и отчётливо, потому что он их знает. А ещё он улыбается, и ему не страшно. Страшно становится, стоит лишь подумать о секуляризме и других извращённых словах.
- Вообще, я в ополчении всего несколько лет, - говорит он, складывая шпаргалку Виталика и отбрасывая её в дальний конец кафедры. - У нас во Владе нет таких взрослых и организованных ополченцев, как вы. Самые организованные - это беспризорники и ребята, сбежавшие от религиозной казни.
Ванька прислушивается. Никто не задаёт вопросы, все увлечены рассказом. Можно рассказать об их вылазках и игре в салоне виртуальных игр, но здесь же собрались люди, которые хотят послушать о борьбе с инквизиторами. К тому же, им точно понравятся печальные истории о несправедливости, и Ванька улыбается шире, но потом спохватывается и медленно стирает улыбку с лица.
- На меня не была выписана лицензия. Я до сих пор имею право на существование. Да и во Владивостоке я жил в богатом доме. Там было два этажа, множество просторных комнат. В общем, я меньше всего подхожу под роль бедного ополченца. - Ванька усмехается. - Но представьте себе. Когда у тебя есть родители, крутой дом, много денег, это тебя не защищает от... от несправедливости. Один из крутых мужиков нашего города убил всю мою семью.
Ванька снова прислушивается. Может, сейчас кто-то скажет, что это всё неинтересно. Давай рассказывай план борьбы с инквизиторами. Но люди молчали.