Выбрать главу

- Я тут. Я тут, - шепчет Иисус. И вдруг снова испытывает то странное чувство. Он и правда влюбился в неё. То, что начиналось как обычная игра, инициатором которой была девочка, перетекло в терпкое трепетное чувство.

Иисус, всю жизнь грустивший и радовавшиийся только в душе, несмотря на отсутствие проявления эмоций, вдруг плачет. Не так сильно, как Нина, но глаза краснеют, дыхание сбивается, а ресницы намокают. Он очень не хотел, чтобы кто-то умирал.

- Надо спешить, - шёпотом говорит Нина и отступает к фуникулёру.

Иисус смотрит на Виталика. На парня, который в последнее время постоянно раздражал его, который задолбал своим командным духом, и Иисус видит в нём родного брата. Такого, которого предашь в самую последнюю очередь. Вот он стоит в своём глупом берете, лохматый - глаза тревожные, но довольные, в улыбке читается мы победили.

Иисус крепко обнимает его и хлопает по плечу.

- Прости, что усомнился в тебе, - говорит он. - Такого никогда больше не повторится. Ты знаешь кто? - Иисус отступает и смотрит Виталику в глаза. - Брат, ты чёртов гений, понимаешь? Ты грёбаный чёртов гений.

- Брат, я это знаю, - отвечает Виталик.

Нина и Толик улыбаются, Оля строит умилительные глазки, Ванька тревожен и бледен.

- Может, мы потом будем целоваться, - говорит он. - Может, мы всё-таки сбежим отсюда?

Они как по команде срываются в фуникулёры. С Иисусом и Ниной попадает Виталик. Внутри чертовски холодно, но терпеть это придётся долгих четыре часа. Иисус обнимает Нину и крепко прижимает её к себе, Виталик сидит напротив, улыбается и подмигивает.

- Меня до сих пор всю трясёт, - шепчет Нина.

- Успокойся, всё позади, - говорит ей Иисус.

Виталик машет рукой регулировщику, и тот запускает фуникулёры. Сначала трогается тот, в котором Ванька, Оля и Толик, а затем, покачиваясь, черепашьим шагом ползёт второй состав.

Фуникулёры даже не успевают выехать за пределы стены, как останавливаются. Лампочка на пульте управления гаснет. Гаснет и свет во всём посёлке. Старый аккумулятор электростанции Гетто-44 зависает, разрушая план Виталика на эпилоге его исполнения.

НЕВИДИМЫЙ ГОРОД. 9. Волк и Поросята

 

ЭПИЗОД ТРЕТИЙ

НЕВИДИМЫЙ ГОРОД

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ВОЛК И ПОРОСЯТА

**********

 

1

 

Тёмный появился, когда Святому стукнуло восемь. Сразу после того злосчастного события.

Святой всю жизнь рос в гетто и не видел другого мира, кроме как в телевизоре по новостям. Там рассказывали об экономике, о звонивших с Рая, о встречах президента и о том, как доблестные инквизиторы накрывают сходки повстанцев. Новости про эти операции Святой любил больше всего. Что может быть интересного в скучных денежных цифрах или как президент встретился с кардиналом - одно и то же, но истории про нападение инквизиторов всегда разные: сходки на чердаках, в подвалах, ночью на площадях, даже на кладбищах. И всегда инквизиторы разрабатывают идеальный план для поимки преступников. И всегда в схватке кто-то ранен, а кто-то погиб. Вот вам и захватывающий боевик.

Эту часть новостей называли Синий Патруль. Святой не знал, почему синий и тогда ещё толком не понимал, что значит - патруль, но восхищался, наплевав на название. Но на одно несоответствие он наплевать не мог. Всю жизнь отец твердил ему, что инквизиторы - это гады, которые, узнав о Рае, использовали информацию в своих целях, ограничивая честных граждан в правах. Какое-то время, услышав слово инквизитор, Святой представлял мрачного старика в чёрном плаще с густыми седыми бровями. Он должен быть беспощаден, жесток и любить боль. Причинять боль другим. Этот старик ступает медленно, хрустя суставами, и приходит только в те места, где нужно убить грешника. Инквизиторами пугали детей в гетто.

Но когда Святой научился понимать картинки в телевизоре и впитывать новости, стереотип разрушился. Инквизиторы оказались молодыми крепкими ребятами, наказывающими злых повстанцев. Пока мальчик смотрел новости, его кровь кипела, он болел за инквизиторов, заведомо зная, что те победят. После новостей приходило разочарование. Синий Патруль борется с такими, как он и его отец. Значит, он болеет не за тех ребят.

Когда Святому было восемь, одним зимним вечером - а в гетто почти все вечера зимние - к отцу пришли дядя Толик - сухой вытянутый мужик, подходящий под образ стереотипа инквизитора - и дядя Мишка, от которого всегда пахло мочой. Они спрятались в кухне, громко рассуждая о рыбе и водке, а Святой приготовился смотреть вечерние новости. Подтаявший снег просочился сквозь худую крышу и немного залил пол. Святой схватил штепсель от телевизора, воткнул в розетку, а потом вспышка, и Святой умер.