Сейчас, наверное, надо было рассыпаться в благодарности профессорам. Сказать, что по гроб жизни не забуду их героические труды по спасению моей жизни и возвращению подвижности, что родившихся детей стану называть их именами. Детей, к слову, я иметь вполне мог, и даже достаточно здоровых, по нашим временам. Этим фактом участники консилиума порадовали меня в первую очередь. И за это тоже следовало благодарить эскулапов, поскольку хотя пули-дуры и пощадили детородные органы, но семявыносящий проток пришлось восстанавливать.
Однако я, свинья неблагодарная, вместо того обидел спасителей моей потенции – уже не только очкарика, а всю троицу (мозговед не в счет, тот давно и прочно обиделся).
Вот как я это сделал:
– Скажите, господин профессор, я могу получить нормальные ноги? Хотя бы теоретически?
– Что значит – нормальные?! – буквально-таки проскрежетал очкарик.
Бородач и лысый ничего не сказали, но смотрели на меня крайне неодобрительно. С губ подполковника-мозговеда ехидная усмешка уже не сползала: псих, дескать, этот Дашкевич, самый законченный псих, с ним вон какое медицинское чудо сотворили, а он все недоволен… В психушку его, на опыты!
– Нормальные – такие, чтобы я мог бегать, прыгать, драться… – терпеливо пояснил я. – Живые ноги. Выращенные из моих стволовых клеток. Я читал о таких операциях.
– Чит-татель… – тихо и неприязненно пробормотал профессор-очкарик.
– У нас такие операции никогда не производились, – сухо проинформировал бородач.
– У вас – в смысле в госпитале?
– У нас – в смысле в стране.
Понятно… Страна большая, народу много. Слишком накладно солдатикам и даже капитанам новые руки-ноги выращивать. Бабы новых нарожают, хоть солдатиков, хоть капитанов. С готовыми руками и ногами.
– А где их производят? – решил я прояснить вопрос до конца; кто знает, когда еще удастся попасть на бесплатную консультацию сразу трех медицинских светил.
Ждал, честно говоря, получить ответ-отмазку: в зарубежных, мол, клиниках, туда и обращайся. Но лысый, к моему удивлению, начал отвечать весьма развернуто. Удивление быстро рассеялось. Профессор рассказал про некую частную клинику, из тех, что по карману лишь богатеньким верхолазам, про новаторские методики, применяемые там, про девяносто пять процентов успешных операций, – и тут же сообщил, что находилась клиника в Анклаве Сингапур, вместе с ним и канула. Затем поведал о некоем госпитале Красного Полумесяца, где тоже практиковали операции, восстанавливающие конечности, – я подумал было, что речь идет о ланданобадском госпитале, ибо точно знал, что тот лежит в руинах. Не угадал, профессор говорил о лиссабонском. Но сути дела это не меняло. Нет больше такого города, и госпиталя тоже нет.
– Достаточно, – попросил я, когда мстительный профессор начал нахваливать третью клинику, наверняка тоже лежавшую на дне морском или превратившуюся в груду обломков. – Я понял: после Катаклизма такую операцию сделать негде.
Тут в разговор впервые вступил мозговед, до сих пор рта не открывавший в течение всего консилиума:
– Ну почему же… Есть всевозможные засекреченные структуры, никогда и нигде не публиковавшие результаты своих исследований и операций. Наверняка некоторые из них занимались регенерационным клонированием и могли уцелеть. Но за информацией о них лучше обращаться в службу внешней разведки. А для пациентов со стороны платные операции производятся в Цюрихе, в клинике Фонда Вальдсхаймера. Только там, больше нигде.
Зловредный мозговед выдержал паузу, давая время порадоваться. Затем прибавил:
– Вот только стоимость операций… – Он лицемерно вздохнул. – Точную цифру не назову, но порядок примерно представляю.
Подполковник нарисовал какую-то цифру в своем блокноте, потом долго и старательно пририсовывал к ней нули. Закончил, повернул блокнот ко мне и даже руку вытянул, чтобы я мог лучше разглядеть.
– Это в рублях? – спросил я деловито, словно уже прикидывал, сколько у меня лежит в заначке, что смогу продать и у кого занять.
На самом деле сумма показалось мне астрономической. Как расстояние до далеких звезд, измеренное в километрах, – глазами цифру видишь, а зримо представить ее воплощение не получается.
– Это скорее в евродинарах, – ответил мозговед и вновь разулыбался ехидно-ехидно.
– Понятно. Вопросов больше не имею. Разрешите убыть в палату?
Думал, что утомленные моими вопросами эскулапы с радостью распрощаются. Не тут-то было.
Профессор-бородач уставился на экран, словно там появилось нечто новое, всматривался несколько секунд, удовлетворенно кивнул головой. И произнес: