Уже после обеда мы встретились с владельцем магазина, который находился в соседнем районе, и договорились о трудоустройстве Киры, начиная со вторника. Хозяин магазина мне понравился. Он оказался местным жителем, только начавшим развивать свой бизнес. Коммерсант предложил Кире месяц испытательного срока с небольшой оплатой, а в дальнейшем – официальное трудоустройство на полную ставку.
В понедельник рано утром я уехал на работу, оставив Кире ключи от квартиры, немного наличных и напомнив, что ей нужно посетить клинику, а также общежитие, где ее будет ждать мой знакомый комендант.
После обеда я позвонил терапевту и выяснил, что Кира к нему так и не приходила. Не была она и в общежитии. Телефон ее был отключен, и меня посетили наихудшие мысли. Отпросившись с работы, я приехал к себе на квартиру, но мои опасения не подтвердились: дверь была закрыта, вещи на местах. Оставалось выяснить, где Кира, с ней могло что-то случиться. Я позвонил на ее старый номер, и, к моему удивлению, она на него ответила. На заднем фоне я услышал незнакомые хриплые голоса.
– Кира, ты где? – спросил я.
– Я, это… Мне надо было вещи забрать.
– Какие вещи? Тебя в клинике ждут, в общежитии ждут. Зачем ты меня подставляешь? Где ты и за какими, к черту, вещами куда-то поехала?!
– Сейчас, – тихо сказала Кира.
Я услышал, что она куда-то быстро шагает, словно ищет место, где бы окружающие не могли слышать наш разговор.
– Ты можешь за мной заехать? У меня вещи мои, много везти.
– Где ты?
Кира продиктовала адрес. Это был сталинский дом в центре города, и я понял, что она вернулась в притон своего знакомого, о котором рассказывала на нашей первой встрече. Почему не предупредила? Выключила телефон, включила старый, забила на все договоренности. Внутри меня разыгралась нешуточная злость и непонимание этого поведения. Что у нее в голове?!
Через полчаса я подъехал на указанный Кирой адрес. Подъезд дома, в который я вошел, впечатлял величием широких пролетов и высоких потолков и одновременно отталкивал отвратным букетом запахов плесени, ацетона и табачного дыма. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, я лицезрел множественные похабные рисунки и нецензурные надписи на стенах, небрежно выполненные маркерами и краской из баллончиков. В пролете лестницы на подоконнике красовалась трехлитровая банка, наполовину заполненная окурками. Весь пол был усеян следами от плевков, шелухой семечек, сигаретными бычками и пустыми алюминиевыми банками из под алкогольных коктейлей.
Подойдя к нужной квартире на втором этаже, я позвонил Кире, но она не ответила на телефон. За старой деревянной дверью с ободранной обивкой доносились хриплые молодые голоса, пропитанные такой звенящей наглостью, что вызывали отвращение. Я дернул ручку, и незапертая дверь скрипнула, распахнув передо мной широкий коридор старой коммуналки, заваленный всевозможным барахлом. Дверная коробка заросла плесенью и пылью, пол был застелен почерневшим и местами вздутым паркетом. Одна из комнатных дверей была открыта, из нее доносился громкий взбудораженный голос, хриплый и мерзкий. С кухни в коридор мне на встречу вышел какой-то молодой наркоман с лысой головой и заплывшими глазами. Из одежды на нем были только шорты и тапки. В полумраке коридора на его худых плечах и груди с торчащими ребрами я разглядел множество безобразных татуировок.
– А ты еще кто такой? – сипло и зло произнес его рот с кривыми зубами, из которого понесло тухлой рыбой.
– Кира где?
– А те чо от нее надо? Развернулся и за дверь! Быстро!
Гопник еще что-то хотел добавить, но не успел, так как его голова смачно впечаталась в бетонную стену с облезлыми обоями после моего удара ладонью по нижней челюсти.
Пока наркоман что-то хрипел вслед, я прошел по коридору в открытую комнату и увидел там заплаканную Киру, сидевшую в драном коричневом кресле, обвешанном какими-то нелепыми ковриками и тряпками. На нее кричал парень лет двадцати пяти. Он стоял в центре комнаты, одетый в старые спортивные штаны и рваные носки. Парень оказался намного плотнее и крепче, чем его собрат, оставшийся в коридоре, но все равно далеким даже от начальной физической подготовки. В комнате воняло ацетоном и был ужасный бардак: вещи разбросаны, повсюду пустые бутылки, банки и пакеты, на полу и стенах – старые облезлые ковры. Грязные шторы были занавешены, – в комнате было также темно, как и в коридоре. Несмотря на полумрак, я разглядел на теле гопника, ругавшего Киру, множество синяков, покраснений, а также глупых любительских наколок, похожих на тюремные.