Всего в квартире было три комнаты: большая, средняя и маленькая. Мы занимали среднюю.
В большой жила семья из двух не в меру упитанных алкоголиков и их сынишки, уже ходившего к тому времени в начальную школу. Из их комнаты всегда плохо пахло, что было неудивительно: они постоянно курили и пили, а уборку практически никогда не делали. Кровать, на которой они спали, кишела клопами, отчего их малолетний сын постоянно чесался и болел.
В маленькой комнате жила ворчливая старушка. Она хоть и не употребляла алкоголь, но много курила и была недовольна всем, что происходило вокруг. Частенько к ней наведывался ее незадачливый сынок лет сорока, который был постоянно пьян и клянчил у нее деньги.
Что можно было ожидать от таких соседей в случае «холодной войны»? Да чего угодно. Поэтому отец, как истинный коммунист и партийный рабочий, терпеливо ждал очереди на отдельное жилье, которое вот-вот должно было быть предоставлено социалистическим государством.
И вот случился день, когда родители осуществили свою советскую мечту, получив ключи от отдельной квартиры в новом районе, на самой окраине нашего городка, застроенной панельными многоэтажками. Во время нашего переезда многие из новостроек еще не были сданы в эксплуатацию. Вокруг не было ничего, кроме строительных ограждений, пустырей, карьеров и мусорных свалок.
В новой квартире родители первым делом обзавелись долгожданной стиральной машинкой с вертикальной загрузкой. Это была не автоматическая стиральная машина, которых в конце восьмидесятых в Союзе практически ни у кого не было, а обычная, с одной лишь функцией перемалывания белья с водой и стиральным порошком. Электрический двигатель этого чуда техники шумел как мощный генератор, чем сотрясал стены и хрустальную люстру, звеневшую на потолке при каждой стирке. Теперь «чистые субботы» проходили намного быстрее и позитивнее. Мы втроем, без надоедливых соседей, успевали к обеду закончить уборку и настирать, а также наполоскать в собственной ванной все скопившееся белье. Далее мама вооружалась утюгом и занималась глажкой, а мы с отцом отправлялись гулять по окрестностям или ездили в Ленинград: ходили там в кино, музеи или посещали любимый мной в то время Гагаринский парк.
После жизни в коммуналке отдельная двухкомнатная квартира была по-настоящему источником непередаваемого счастья, которое ценилось всеми нами, и в особенности мной, так как я получил хоть и небольшую, но зато собственную комнату.
В последующем, когда страна застала начало девяностых, я пошел в школу. Район постепенно заселился новыми жителями. На месте пустырей и карьеров стали появляться новые дома, а между ними – асфальтированные дорожки, фонарные столбы и торговые палатки. Рядом с каждым домом росли как грибы после дождя гаражные боксы «ракушки». Особо предприимчивые новоселы спешили обеспечить себя личными гаражными местами, большую часть которых устанавливали нелегально. Район отстраивался на удивление быстрыми темпами, а его благоустройством, в основном, занимались сами местные жители. Кто-то колотил во дворах скамейки и песочницы, организуя таким образом самодельные детские площадки, другие сажали деревья, кусты и цветы в клумбах, представляющих из себя старые покрышки от грузовиков, наполовину вкопанные в землю. К сожалению, труды таких альтруистов зачастую безжалостно уничтожались вандалами, жившими на удивление здесь же. Основная масса переехавших в новые районы состояла из таких же экс-жителей коммуналок, как и мы. Вместе с роем тараканов и клопов они привезли в новые дома также свои культуру и обычаи.
Карьер, из которого добывали песок, расположенный за нашим домом, с годами так и остался нетронутым. Он превратился в дикий пруд, больше напоминавший болото. Каждое лето пруд зарастал камышами, от него пахло тиной, а по вечерам там квакали лягушки. Зимой карьер замерзал и под толщей снега превращался для детей в аттракцион ледяных горок. Все вечера после школы мы проводили там. Зимой носились вниз с крутого склона на портфелях, картонках или кусках линолеума, а в теплое время года бродили вокруг пруда, гоняя палками плавающий на поверхности мусор.