– Кристоф, здарова, братан! Сколько лет, сколько зим! Чо, русский выучил, не?
Сухов прошел вслед, наблюдая за поведением чеха. Это был мужчина лет тридцати, явно напуганный, но не удивленный. Похоже, бойцов Вдовиченко он уже встречал ранее. Двое других бандитов – Пуля и Муха – пробежались по небольшому одноэтажному дому и вернулись в гостиную, жестами пояснив, что в доме больше никого нет.
– Дверь входную прикройте, – тихо произнес Сухов, взглянув на Пулю.
Молодой спортсмен, оскалив зубы, вернулся в прихожую и захлопнул дверь с выломанным замком. Бандитам явно не нравился Сухов и уж тем более тот факт, что его к ним приставили старшим. Они вообще не любили незнакомцев.
Окна в гостиной были зашторены, царил полумрак. Посередине комнаты находился журнальный столик и П-образный диван, обтянутый рыжим дерматином. На нем испугано сидел Кристоф. Вдоль стены напротив дивана стояли два шкафа с открытыми полками, заставленными книгами и сервизом. Между шкафов располагался комод с плоским телевизором, из которого едва слышался голос диктора новостей.
Хозяин дома дрожащими руками постоянно теребил свои слегка взъерошенные светлые волосы и надетую на нем помятую футболку. Он не был похож ни на наркомана, ни на жулика, который мог бы впустую растратить чьи-нибудь деньги, а скорее походил на начинающего бизнесмена средней руки, связавшегося не совсем с теми людьми, с которыми бы следовало.
– Так, уже суббота. Деньги где? – на повышенных тонах произнес лысый толстяк Фома, присев на диван рядом с чехом и по-отечески положив ему на плечо свою короткую, но тяжелую руку.
– Он спрашивает, где наши деньги, – произнес Сухов по-чешски, обращаясь к Кристофу.
Услышав знакомую речь, чех обрел некую долю надежды в глазах и теперь смотрел только на Кирилла, сразу же ответив ему на родном языке:
– Я уже говорил им, что платить сейчас нечем!
Далее несостоявшийся чешский бизнесмен начал причитать Сухову о своем шатком финансовом положении, о том, что брал деньги на развитие бизнеса, но проект провалился, и что жена у него в больнице, и что он готов все вернуть, но просит отсрочку. Чех говорил так быстро, что Сухов успевал понимать его лишь частично, разобрав лишь, что должник предлагал забрать плазменный телевизор из его дома в часть долга.
– Да закрой пасть, сволота! – вдруг прикрикнул Фома, все это время сидевший на диване рядом с Кристофом, после чего отвесил ему шлепок ладонью по затылку.
– Он предлагает имущество из дома забрать: денег нет, говорит, – перевел Сухов.
– Думаешь, я не знаю, что он буровит? У него одна и та же песня по жизни – денег нет, но вы держитесь! – усмехнулся бандит и извлек из поясной кобуры пистолет. – Пальцы на стол! Быстро!
Чех пытался не выдавать свой страх, но получалось плохо. Он боялся, но явно не за себя. Сухов успел заметить, что в конце коридора расположена комната с детскими игрушками. Детей в доме не наблюдалось, к счастью для всех.
– Положи пальцы на стол, – дипломатично на чешском обратился Сухов к Кристофу.
Понимая, что сейчас будет происходить, хозяин дома, сжав зубы и закрыв глаза, поставил ладонь на журнальный столик, находящийся перед диваном, и раздвинул пальцы в стороны. По дому пронесся сначала громкий крик, а затем тихий стон. Чех прижал ладонь к груди, обхватив ее второй рукой. Причиной боли послужил отчаянный удар Фомы рукояткой пистолета по указательному пальцу, выполненный со всей его звериной жестокостью. Происходящее ему нравилось, он даже улыбнулся и пошутил:
– Ну вот, теперь в носу ковыряться не сможешь.
Сквозь тихий стон чеха послышался плач. Где-то рядом, тихий-претихий. Кто-то всхлипывал поблизости, не в силах больше скрыть эмоции от происходящего.
– А это еще кто? – улыбнулся Фома и встал с дивана, опираясь рукой о плечо должника.
Чех занервничал. Он поднялся вслед за своим мучителем, но тут же получил удар кулаком в живот и, согнувшись, присел обратно. Плач был слышен из детской.
– Идите проверьте, – приказал Фома молодым сообщникам и с презрением посмотрел на Кирилла, подчеркнув тем самым, что неформальным лидером остается он.
Пуля и Муха умчались в детскую и спустя полминуты привели в гостиную девочку лет восьми, одетую в пижаму с розовыми слониками. В руках она крепко сжимала плюшевого мишку и едва сдерживала слезы. Кристоф снова вскочил с дивана и в отчаянии громко закричал.