Председатель суда, вынесший оправдательный приговор, трясся тогда от страха, как шакал паршивый. Ему госзащиту хотели приставить, но он ей не доверял. Там, в госзащите, тоже много бывших спецов служит, председатель думал, что они с Суховым заодно. Нанял он частную охрану, прятался в своем особняке в элитном областном поселке. У него там пруд был с рыболовным хозяйством. Пошел он туда как-то порыбачить. Сидел, сидел на берегу, да и словил пулю в голову. Охранники бегали, суетились, а никого и не увидели. Потом эксперты установили, что выстрел со стороны леса был, СВД предположительно. Ни оружия, ни гильзы, ни киллера не нашли. Понятно, чья работа была, хотя так ничего и не доказано. Сухова то до сих пор никто не разыскал, хотя уж с той поры минуло года три.
– Прям как в кино, – выдохнул один из замов Мортушко.
– Ни разу не слышал про него, – добавил второй. – Тяжелая судьба, вот ведь как бывает.
Курицын нахмурил брови и, неловко помявшись, спросил:
– Так он из Марголина их застрелил? Это же спортивная мелкашка.
– Застрелить и рогаткой можно, – подмигнул ему Мортушко, – было бы желание. Человека вообще убить несложно, тяжело жить потом с этим.
Военнослужащие дожевали салаты и собрались обновить рюмки, как вдруг в радиоэфире зазвучала мелодия одной из самых знаменитых песен Олега Газманова.
– Товарищи офицеры! – командным голосом произнес Мортушко, тяжело поднимаясь из-за стола. – Под эту песню только стоя.
Сослуживцы тут же последовали примеру начальника и поднялись с диванов.
«Господа офицеры, по натянутым нервам…»
Мортушко выпрямился, попытавшись вытянуть спину струной, но живот уже не позволял это сделать также эстетично, как в молодые годы.
«…живота не жалея, свою грудь подставляет за Россию свою…»
Подполковники втянули, как могли, свои животы, изобразив на лицах максимально серьезные выражения.
«…за Россию и свободу до конца…»
Майор Курицын заметил, что Мортушко поглядывает на бутылку, и, не дожидаясь команды, обновил рюмки, налив также и себе. Полковник одобрительно кивнул ему, сохраняя серьезность лица.
«…воззвала их Россия, как бывало не раз…»
Офицеры приподняли наполненные рюмки на уровень груди, терпеливо и мужественно ожидая окончания композиции.
«…заставляя в унисон звучать сердца».
Песня закончилась, и из радиоприемника загремели рекламные анонсы. Полковник Мортушко, расслабив спину и приподнимая рюмку, произнес назревший после многозначительного молчания тост:
– Давайте, господа офицеры, не чокаясь, за тех, кого с нами нет.
Разговоры у камина
В старинном доме на улице Пречистенка, что в центре Москвы, располагалась квартира многоуважаемого в узких либеральных кругах Варфоломея Яковлевича Ольшанского. Что только не пережил дом, в котором нынче обитал Варфоломей Яковлевич. До революции семнадцатого года здесь жили знатные купцы и военные генералы; во время гражданской войны уютные многометровые квартиры делили между собой белогвардейцы и большевики, безжалостно соревнуясь в меткости стрельбы из маузеров и винтовок. После революции здание претерпело множество реконструкций. Сначала в нем нагромоздили гипсокартонных перекрытий, превратив в коммунальные квартиры для победившего кровавый режим пролетариата, а в эпоху Иосифа Виссарионовича тружеников социалистического труда переселили поближе к их непосредственным рабочим местам (у некоторых они оказались далеко от Москвы), освободив жилплощадь для членов Центрального исполнительного комитета. Перекрытия разобрали, а дом отремонтировали, вернув квартирам их былой облик, дабы высшим партийным чинам ничего не напоминало о некогда пребывавших здесь многочисленных семьях рабочих с развешанным повсюду бельем, гремящими тазами и кричащими детьми. После войны дом был переоборудован в библиотеку, а затем в музей. В восьмидесятые годы музей был перенесен в новое здание, и в доме на Пречистенке снова стали проживать партийные работники. В девяностые годы зданием завладел частный кооператив, сдававший его помещения в аренду, а в нулевых – после возбуждения по инициативе ФСБ нескольких уголовных дел – перешел в ведение Министерства обороны, которым и был продан на аукционе. Ходили слухи, что аукцион проводился формально, здание было отчуждено родственникам чиновника из Министерства, но это не точно.