Пятиэтажное историческое здание на Пречистенке повидало многое в своих стенах, тем не менее, сохранило до наших дней свою архитектурную индивидуальность и превратилось в отреставрированный, вписывающийся в атмосферу современности элитный жилой дом. На каждом этаже располагалось всего по две квартиры, в каждой из которых имелся камин и балкон, а потолки в огромных комнатах достигали четырех метров.
Гостиный зал Варфоломея Яковлевича украшал изысканный камин, обложенный черным кирпичом. Рядом стояли развернутые к нему два элегантных кожаных кресла, между ними – круглый стеклянный столик. Мебель и иное убранство комнаты – в венецианском стиле темных тонов. Взглянуть на Москву из гостиного зала можно было через три широких окна, одно из которых имело дверцу на небольшой балкончик. Здесь Варфоломей Яковлевич летом высаживал цветы, а при наступлении холодов убирал горшки в помещение. Стеклить балкон в памятнике архитектуры, пережившем стыки нескольких эпох, Варфоломей Яковлевич считал дурным тоном. Столичный Комитет по архитектуре и градостроительству был полностью солидарен по данному вопросу с Ольшанским, потому на исторических сооружениях центрального округа балконы никто и не остеклял.
Варфоломей Яковлевич Ольшанский был известен общественности как публицист, писатель, политтехнолог оппозиционного толка и даже неоднократный выдвиженец в кандидаты на выборы Президента России, не собравший достаточного количества подписей. Статьи Ольшанского являлись визитной карточкой любого из оппозиционных изданий, что прославляли свободу слова и в меру поругивали правящую элиту.
Зимними вечерами Варфоломей Яковлевич предпочитал покидать свой рабочий кабинет и проводить время в гостиной возле камина. Порой он увлекался сим занятием даже летом: система кондиционирования в любую погоду создавала домашний уют, а треск огня помогал расслабиться после суматохи столичных будней. Здесь же, в гостиной, находился нескромный бар Ольшанского. Он скрывался в серванте, выполненном по индивидуальному заказу из красного дерева, что сочетало его со всем остальным благородным убранством в квартире оппозиционера. Барная секция серванта была герметизирована, а внутри поддерживалась умеренная влажность и пониженная температура, идеальная для хранения вин. Варфоломей Яковлевич держал их в своем арсенале разве что для угощения редких гостей, сам же предпочитал винам более крепкие напитки.
Гость Ольшанского, посетивший его в один из зимних вечеров, к винам был также равнодушен, посему на столике подле кресла, в котором он удобно расположился, стоял хрустальный снифтер с дорогим французским коньяком. В камине беспечно пощелкивали угольки, языки пламени завораживали взгляды откинувшихся в креслах мужчин.
«Жаль, все реже выдается бывать у вас в гостях, Варфоломей Яковлевич, – произнес гость, – умеете вы создать уютную атмосферу». После этих слов он томно вдохнул алкогольные пары из бокала, пригубил его содержимое и, довольно выдохнув, добавил: «И Хеннесси ваш превосходен – то что нужно под конец суматошного дня».
Гостем Ольшанского тем вечером явился быть Герман Владимирович Шульцев, некогда общественный деятель, автор законодательных инициатив и депутат одного из созывов Московской городской Думы от партии «Единая Россия», а ныне – главный редактор печатного журнала «К» и владелец пары скромных виноградников на Крымском полуострове.
Невзирая на давнюю дружбу, Ольшанский и Шульцев представляли собой полные друг другу противоположности, как во внешности, так и в общественно-политических взглядах, оставаясь схожими разве что в возрасте, варьирующем где-то от сорока до пятидесяти. Варфоломей Яковлевич был полный и круглолицый, среднего росточка, имел залысину с забавным начесом, небольшую бородку и всегда был при очках; говорил он задорно, быстро, но без запинок, заразительно при этом улыбаясь. В Ольшанском сразу можно было разглядеть начитанного интеллигента, с виду добродушного, презирающего грубую физическую силу и предпочитающего силу слова – куда более разрушительную и коварную, доступную далеко не всем. Герман Владимирович, напротив, имел вид статный, подтянутый: волосы его, наполовину покрытые сединой, всегда были стильно пострижены и уложены; прямоугольное мужицкое лицо, скудное на улыбки, гладко выбрито. Одевался гость Ольшанского завсегда в парадное, – в тот вечер он был облачен в классический костюм модного темно-синего оттенка; галстук его был расслаблен и слегка припущен, верхняя пуговица бежевой рубашки расстегнута; на запястье сверкали швейцарские часы в золотом браслете. Туфли господина Шульцева оставались отполированными всегда, даже в зимнюю слякоть среди раскиданных по дорогам реагентов. Никто и никогда не видел Германа Владимировича протирающим обувь губкой или салфеткой, но чудным образом туфли его всегда оставались до блеска чистыми.