— К Косте, — отвечает Таня.
— Думаешь, он тебя утешит? Нашла утешителя!
Денисов разрастается, заслоняет собой осины, надвигается на Таню, дышать становится трудно, и в левой руке отдается боль, Таня ищет во сне более удобную позу, но слева все равно болит, она тихо стонет, вбегает Верочка, качает головой, убегает обратно, снова вбегает, укрывает Таню своим теплым мохнатым пальто, подкладывает под голову берет, выключает настольную лампу... Но Денисов по-прежнему сдавливает Тане левую руку, ноздри его раздуваются, и лицо страшно.
— Ты что, бездомная? — кричит Денисов и больно сжимает ей руки.
— Наверное, — отвечает Таня.
— Ах, бездомная! — кричит Денисов.
— Отпусти меня! — просит Таня.
— Насовсем?
— Наверное, — отвечает Таня.
— Совсем с ума сошла, — Денисов больно колет ее бородой.
— Не трогай меня, — просит его Таня, — мне больно.
— А ты от мужа претерпи.
— Трогай эту, — Таня не сразу решается выговорить, — Нонну.
— Дура! — облегченно вздыхает Денисов.
— Дура, — соглашается Таня и замечает, что они вышли на край леса и по самому краю, по обыкновению ссутулившись, шагает Костя, он видит Денисова, пугается и начинает убегать, а догнать Костю нельзя, потому что по краю леса посажен горох, и горох цепляется за ноги, не пуская.
— Подеритесь! — просит Таня мужа, указывая на Костю.
— Но я же для тебя не человек, — отвечает он дурашливо, — ты меня не замечаешь, я же для тебя стеклянный! — и Денисов страшно хохочет.
— Подеритесь! — просит Таня со слезами. Сердце ее обрывается от страха, что Денисов откажется, Цветков исчезнет и все начнется сначала, а у Тани так болит рука, что начинать сначала она не может.
— И не сможете, деточка! — из-за кустов выглядывает Верочка, она ползет по-пластунски им навстречу, поза ее похожа на Петькиного игрушечного крокодила, в руках пишущая машинка, которая почему-то стучит и стучит, хотя Верочка не печатает, а предупреждающе грозит Тане, и на руке ее ясно различим серебряный перстень, «хоть бы птица запела», — мелькает у Тани надежда, но в этом лесу нет ни неба, ни птиц...
— Убежал твой Цветков! — торжествует Денисов.
— А может, это его привидение? — надеется Таня.
— Чудно! — смеется муж. — Нельзя же, в самом деле, драться с привидением. Цирк! И еще эта крокодилица ползает, — указывает Денисов на распростертую на черных листьях Верочку. — Хорошенькая подобралась компания! — и он громко, на весь лес, хохочет, и ноги его обвиты гороховыми побегами, которые ползут все выше. — Твое привидение ждет тебя в другом лесу.
— Правда-правда, деточка, — шепчет Верочка из-за куста, — в другом лесу. Только мой совет вам, не ходите в тот лес.
Тут Денисов хватает Таню за руки и валит на землю, а она вырывается, и ей снова больно и тяжело дышать. Глаза у Денисова черные, тоскливые и просят мира.
— Ты когда вернешься домой? Тебе известно, который час? — спрашивает он.
Таня снова тихо стонет.
...Просыпается она оттого, что над ней стоит Верочка и трясет ее за плечи.
— Таня, Танечка, вы знаете, который час? — спрашивает Верочка жалостливо. — Уже шесть, в это время вредно спать. У вас что-то болит? Вы стонали во сне! — И Верочка протягивает Тане рюмку с желтоватой жидкостью. — Не пугайтесь, деточка, это коктейль, это полезно, — бормочет Верочка, — валериана, пустырник, кордиамин, элеутерококк, вас это подбодрит.
У Тани тяжелая, больная голова, она выпивает из протянутой ей рюмки, далее следует стакан с водой, чтобы запить лекарство, и не успевает Таня перестать морщиться, как Вера Владимировна приносит стакан крепкого сладкого чаю.
Потом они обе неспешно одеваются, потом долго идут пешком по Ленинскому проспекту и не разговаривают, только крепко держатся друг за друга. Вера Владимировна изредка вздыхает, Таня иногда позевывает, «это у вас сердечное», — пугается Верочка и останавливается, и стоит минуту-другую, тревожно глядя на Таню... Уже давно стемнело, зажглись неоновые огни вывесок. На Ленинском проспекте час пик. Навстречу им бегут люди с портфелями и сумками, лица их меняются в зависимости от освещения — красные, зеленые, синие. Деревья на проспекте почти облетели, листьев на обочинах не видно. Прохладно, Таня с Верочкой прижимаются друг к другу, и кажется им, они согреваются.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Расстаются Таня с Верой Владимировной в метро, внутри станции «Комсомольская», как раз в том месте, где с мозаики, сверху, с безмятежно-голубых небес, приветствуют пассажиров круглолицые люди с твердыми улыбками пятидесятых годов. Верочка секунду всматривается в Танино лицо, словно взвешивая, готова ли она, поправляет ей косынку, выбившуюся из-под воротника, шепчет: «Будьте умницей, деточка»; похоже, ей хочется сказать что-то еще, но она удерживается и, с трудом оторвавшись, отделив себя от Тани, она не оглядываясь семенит к эскалатору.