Костя удивительным образом это с Таней умел — смять любой разговор и любое настроение, как незначащую бумажку, смять и отбросить в сторону. К счастью, заиграл наконец оркестр, и можно было послушать музыку, оставалось только справиться со слезами.
Куда деваются непролитые слезы? Этот вопрос занимал Таню с детства; «высыхают», — говорила тетя Капа, но Таня ей не верила, она была убеждена, что слезы вливаются обратно и снова ждут подходящей минуты. Поэтому пролитые слезы легче непролитых, Таня это давно знала...
Оркестр начал программу с протяжной мелодии, ритм ее постепенно убыстрялся, и вот выскочил, темноволосый человек и пошел кругом, поплыл и поднял руки, и к нему на зов протянутых рук вышла молоденькая девушка в модной красной юбке; в посадке головы, в плечах, в округлости рук ее было древнее, горделивое, мягкое, податливое — восточное. Таня с Костей смотрели молча, в зале начали прихлопывать в такт, и Таня сквозь слезы тоже захлопала, Костя улыбнулся: «Совсем ты как маленькая, впрочем, это к счастью, наверное, — так легче жить...»
Официант, двигавшийся уже гораздо быстрее, поскольку публики в ресторане заметно прибавлялось, принес им шашлыки и две порции плова. Он установил блюда, забрал пустые тарелки, но раскладывать еду не стал, усмехнулся только, поглядев на Таню, как бы призывая ее к молчаливому сговору, то есть предательству Цветкова, совсем маленькому, микроскопическому, незаметному, — молодого, здорового мужчины по отношению к мужчине немолодому, малоздоровому и чудаковатому. «Почему бы нам над ним и не посмеяться чуть-чуть? — предложили ей, в долю секунды, глаза официанта. — Мы-то с вами другие люди, и вообще...» — «И вообще — оставьте нас в покое», — ответили Танины глаза, защищая, оберегая Костю, словно на него собирались нападать. «Ну и хлебай на здоровье со своим малахольным», — официант холодно удалился.
А Костя ничего не заметил. Он налил Тане коньяку и сам выпил, уже без тоста, он вообще сегодня много пил, гораздо больше обычного, и против обычного совсем не пьянел.
— Острый коньяк, правда? — сказала Таня. — Пей осторожней, он сильно пьянит.
Костя засмеялся:
— Я трезв, Танечка. И мне хорошо. И я хочу, чтобы тебе стало хорошо тоже. Выпей еще. Ну хоть глоток, разом, теперь закуси. Правда, вкусный шашлык? Это была неплохая идея — заказать шашлыки. — Он прожевал кусок, кивком поблагодарил Таню за то, что она полила ему соуса, обмакнул мясо в соус, повозил по тарелке, да так и не донес до рта: — Знаешь, я хочу с тобой посоветоваться, но тебе все некогда, и голос у тебя по телефону какой-то странный, я даже не решался лишний раз позвонить. Знаешь, история с этой Нонной начинает мне не нравиться. Мало того, что я с ней возился, ходил с ней к разным нужным людям, теперь она домой ко мне повадилась. Представляешь? — Костя снова взялся за вилку и куском мяса сделал круг по тарелке. — Закольцевала, не вырваться. Является без звонка, не застает, ты же знаешь, застать меня невозможно, оставляет записки, снова приходит. Подсунула под дверь два билета на Таганку, аккуратненько запечатала в конверт, прихожу, подбираю конверт с пола, тут же звонок по телефону, будто караулила за углом. Я говорю «спасибо» и не успеваю вставить ни слова, как она меня перебивает: «Это вам, говорит, спасибо за согласие со мной пойти».
— И ты пошел? — почти испуганно удивилась Таня.
— Пришлось, неловко было отказываться, женщина... одна в городе, как-то я не так воспитан.
— Ну и как?
— Да ничего, вполне сносно, она умеет себя вести.
— Видишь, быстро как все получается, а ты еще был обескуражен, что я ее выставила, эту бедную сиротку.
— Милая, разве я смею на тебя обижаться? Я удивился, на тебя это так непохоже. Ты права, Нонна в Москве не пропадет, уже обжилась, уже появились какие-то приятели аспиранты, уже они у нее в услужении, уже у кого-то из них есть сестра, сестра достает билеты в театры, уже ей дружно ищут квартиру, она хочет снять комнату только в центре, говорит — «недалеко чтобы от вас было, Константин Дмитриевич, вы мой духовный отец».
— Отец? — переспросила Таня. — Духовный?! — и тут же поперхнулась. — Она позволяет себе разговаривать с тобой в таком стиле?
— Пусть, — отмахнулся Костя, — это же не мой стиль, ее, какая разница!
— Но этот стиль предполагает определенный стиль отношений.
— Какие у нас с ней могут быть отношения, так, ерунда.