Что же это за болезнь, думала Армель. Ведь ноги целы, не сломаны, и человек мог ходить, а теперь не ходит. Берта узнала от слуг, что их маленький господин перенес страшную лихорадку, попав под ледяной дождь. Три недели был при смерти, а потом как-то выкарабкался, но с тех пор не ходит. На все Божья воля, и женщины сокрушенно качали головами в белых, туго накрахмаленных чепцах. Многие были рады, что мальчик так привязался к сестре, да и она к нему. И только худая, тонкогубая Беренис, бывшая прежде нянькой Амори и его братьев, мрачно смотрела на Армель, даже порой крестилась при виде ее, когда никто не замечал. — Проклятая ведьма сгубила невинных детей, чтобы подбросить свое отродье на их место, — шептала она.
Итак, прошло 2 месяца. Армель полностью поправилась, освоилась в замке и ежедневно обходила его, чтобы как можно лучше понять и запомнить его устройство, а затем и начала управлять хозяйством. Понемногу она стала вновь улыбаться, с братом быстро сдружилась, а с отцом оставалась неизменно почтительной. Барон давал ей время привыкнуть к новому положению и пока не заводил речь ни о прошлом, ни о будущем.
Вскоре после переезда Армель узнала о поединке, на который Раймон вызвал наследника Мортрэ. Ему удалось ранить и свалить на землю Бодуэна, и он имел право добить противника, но тот взмолился о пощаде. — Их отцы — близкие друзья, — объяснял дочери барон де Корбэ. — И им важно сохранить эту дружбу, чтобы она не сменилась кровной враждой. Кроме всего прочего, ведь их земли находятся рядом. Сосед-враг — это хуже, чем иноземный набежчик, Армель. Иноземец уйдет, а сосед всегда рядом и знает наши сильные и слабые места! Видно, поэтому Раймон де Ренар и оставил жизнь Бодуэну. Все это я узнал, когда сам ездил в замок Мортрэ. Да, Бодуэн пролежит ещё долго, а вот его оруженосец, которого ранил Гуго, пошел на поправку… Армель не спросила, для чего отец ездил в Мортрэ. Было очевидно, да и Амори сказал по секрету, что барон сам хотел расквитаться за нее.
Но сейчас ее больше волновало другое. — Но как же… Мессир Раймон? Он был недавно ранен! — Он и сейчас получил ранение, — осторожно ответил барон. — О нет, не серьезное, но, видно, прошлая рана не до конца зажила. Я слышал, что он слег, едва вернувшись домой. Ну что ты так испугалась? Это не смертельно. — О мессир барон, я должна помочь ему! — голос Армель предательски дрогнул. — Я ухаживала за ним и уже знаю, чем лечить! — Что ж, можно отправить ему те снадобья, которыми ты его исцелила, — кивнул барон. — Это будет дружеский поступок. — А что ещё о нем слышно? — Пожалуй, больше ничего. Да, молодой шевалье де Ренар через своего дядю-епископа внёс виру за Гуго, и тому можно не скрываться. Через несколько дней он явится к нам. Я сумею сделать из него отличного воина, не все же парню ходить в слугах! Ты рада? Отец не поддерживал более разговоров о Раймоне, и Армель не у кого было узнать, собирался ли он примириться с Бодуэном и состоялась ли все же его помолвка. Теперь ей прислуживала, кроме Берты, молоденькая жизнерадостная камеристка Аннет. Она и объяснила, что вряд ли помолвка была оглашена, ибо о подобных событиях в знатных семьях становится известно очень быстро. Впрочем, Армель это мало утешало. Не сегодня, так завтра Раймон может вернуться к той надменной девице, тем более, что этого очень желают родители с обеих сторон. Но выкинуть его из головы она не могла. И не хотела. И стоило девушке сомкнуть глаза в своей опочивальне, как вновь она видела склонившееся к ней любимое лицо. А потом вдруг вспоминала его безжалостные слова, сказанные на рассвете в лесу, и на глазах выступали слезы от обиды…
— Итак, Беренис, ты слышала мою волю. За долгую службу я не оставлю тебя без средств, но из замка ты должна уйти. Барон сидел в массивном дубовом кресле с резными подлокотниками, а бывшая нянька стояла напротив него. Услышав этот приговор, она с рыданиями бросилась к ногам хозяина. Старый волкодав Мартэл недовольно рыкнул, чуть отодвигаясь. — За что вы гоните меня, мессир? — Ты знаешь, что дважды я повторять не люблю! Когда я привез сюда свою дочь, я сказал всем живущим в замке: вот ваша новая госпожа, и вы обязаны повиноваться ей и уважать, а кто поступит иначе, тот неверен мне! Ты же возненавидела мою дочь и распускаешь нелепые слухи. Я был терпелив, ибо ты заботилась о моих детях. Но больше так продолжаться не может. Однако Беренис умоляла барона до тех пор, пока он не согласился дать ей последний шанс. — Однако же, — сказал он, — в покоях твои услуги действительно теперь не нужны. Будешь отвечать за работу замковых птичниц. Женщина прижалась губами к руке барона, выражая благодарность. Но стоило ей остаться одной, как дикая гримаса ярости исказила ее и без того непривлекательные лицо. — Я отомщу проклятой бастардке за это унижение! — одними губами проговорила она.