Но это уже была не та Чехословакия, которую помнили эти господа и для обновления которой они трудились в эмиграции. Бенеш благодаря легендам, приписывавшим ему славу «освободителя», еще продержался некоторое время в президентском кресле, но имя офицера, возглавлявшего конспиративный центр, и старого агента английской разведки ничего не говорило общественности. Те, кто действительно сражался за свободу, обвиняли генерала Моравца по меньшей мере в нарушении конспиративных норм, стоившем жизни десяткам чехословацких борцов. И генерал должен был предстать перед дисциплинарным комитетом Министерства национальной обороны, в котором сидели уже не его союзники.
Когда Моравец возвращался из Лондона, ему было ясно, что на родине его не ждет слава, но такого скверного оборота он все же не ожидал. Хотя Бенеш дважды спас его с помощью закулисных интриг от обвинительного приговора дисциплинарной комиссии Министерства национальной обороны, при третьем возобновлении дела он только пожал плечами. Моравец понял. В начале 1947 года он окончательно решил, что будет чувствовать себя лучше и увереннее западнее чехословацкой границы.
Когда 14 марта 1939 года он улетал на специальном самолете британской секретной службы в Лондон, сопровождаемый связным Интеллидженс сервис майором Гибсоном, все выглядело иначе. Вместе с ним в самолете находились сундуки с ценнейшей частью архива чехословацкой военной разведки. Майор Гибсон имел честь предложить тогда от имени Интеллидженс сервис «гостеприимство и условия для дальнейшей работы против Германии».
А сейчас?
Старый господин некоторое время кое-как перебивался. На Западе у него остались связи и приятели. Но на чем основывались эти приятельские связи? Цена Моравца когда-то определялась позициями агентов чехословацкой разведки в Германии. Ничего этого сейчас не осталось.
И вот Моравец, когда-то преуспевавший и высокоценимый офицер, принадлежавший к ближайшему бенешевскому окружению, кончил свою карьеру учителем чешского языка в одной из незаметных, не слишком роскошных вилл, которые вызывают представления о спокойствии, устроенности, идиллии. В шпионской школе, где западные разведки обучают агентов для засылки в Чехословакию.
Мы покидаем виллу на острове Фемарн. Солнце клонится к закату над безбрежными песчаными дюнами, лишь изредка оживляемыми редкими сосновыми рощицами. На берегу рыбаки сушат сети.
Оглянемся и еще раз посмотрим на вывеску «Лина Гейдрих — пансион».
И то странное чувство, которое мы испытываем В течение целого дня, вдруг сейчас достигло апогея. Это чувство вызвано соприкосновением с чем-то чуждым, бесконечно далеким, с чем-то пришедшим из других времен, может быть, из Средневековья или из других миров.
«Альфонс приветствует тебя и просит передать, что он ничего не хочет от жизни, кроме одного — участвовать в окончательном расчете с чешской сволочью». Так звучит фраза из письма, посланного недавно из Западной Германии в нашу страну.
Чудовищный анахронизм!
В наше время, когда люди проникают в огромный межзвездный мир и в невидимый мир атомных ядер, в это время кто-то «ничего не хочет от жизни», кроме отмщения, возмездия, реванша.
Наш век — век острых противоречий. Одновременно с потрясающими научными открытиями, дающими огромные возможности двигаться к счастливому будущему, в темных извилинах раздираемого противоречиями общества возрождается фашизм, который стремился к господству над миром и начал истреблять целые народы.
Нам невесело вспоминать все это, и было бы лучше подобные явления сдать в архивы истории. Но ведь прогресс науки и техники может быть использован не только на благо человечества, но и для того, чтобы вновь попытаться захватить мировое господство.
«Да здравствует лучшая Германия!» — громко крикнул один из осужденных чешских патриотов в 1942 году, как добросовестно зафиксировал под рубрикой «Поведение осужденных» командир взвода, осуществлявшего казнь.
Это великолепное пожелание, которое выкрикнул человек под дулами автоматов, относится не только к Германии, но и ко всему миру.
Автомобиль проезжает через песчаные дюны. Мы оглядываемся. Пансиона Лины Гейдрих уже не видно. Нет, это не была приятная прогулка, когда можно ни о чем не думать и безмятежно отдыхать на песчаном пляже.