— Браво! — захлопал в ладоши гестаповец Линзель.
— Иди сюда, парень. У тебя нервы, видать, железные, — шепчет с облегчением «быстрый Франц». — Выпьем за Новый год.
Тут снова вырастает вездесущий хозяин бара. В руке у него бутылка первосортного довоенного коньяка. Он наливает из нее тем гостям, в которых заинтересован.
— Наденешь завтра фрак, — говорит Кошталь.
Валчик сперва смеется, но потом идея хозяина «Веселки» начинает ему нравиться. Почему бы нет? Раз Кошталь представил его местным гестаповцам как сына своего знакомого ресторатора, не будет ничего страшного, если с нового года он начнет работать в баре «Веселки» официантом. Он никогда не имел дела с подносом? Ерунда! Кто из парней кончил Батевскую школу в Злине, тот должен уметь делать все.
А дело это заманчивое. Подносить тарелки с едой и при этом подслушивать, что говорят в баре гестаповцы. Наливать в стаканы пиво немецким офицерам и следить, как развязываются под действием алкоголя их языки. Налаживать контакты с посетителями-соотечественниками при оплате счетов. Стоять вечер в одежде официанта на «вахте», зато в течение всего дня иметь полную свободу и использовать ее для целей «Сильвер А». Прекрасная маскировка, словно специально подготовленная для агента осведомительной службы! Итак, за ваше здоровье!
— И за Навратила! — заговорщически, шепотом провозглашает кружок пардубицких приятелей Валчика и чокается.
Кружок этот вскоре разрастется, и в один роковой день нового, 1942 года его выстроят в целую шеренгу. Один возле другого, рядом. Под дулом нацистских палачей. Кроме «быстрого Франца», который избежит этой участи, сделав свое последнее сальто-мортале с четвертого этажа местного управления гестапо.
Потом уже будет поздно расследовать, как были нарушены элементарные принципы конспирации.
В те дни многие жители Пардубиц возбужденно перешептывались, передавая из уст в уста:
— Фред Бартош вернулся из Англии!
— У нас тут парашютисты, у них письмо от Бенеша!
— Теперь парашютистов будут сбрасывать с самолетов каждую ночь!
— В один прекрасный день мы проснемся и…
Когда Фред Бартош оказался в Пардубице, он первым делом направился прямехонько на Пернерову улицу. Туда, куда ходил еще в мирное время, когда носил кавалерийские сапоги, красные рейтузы и желтые петлицы поручика местного драгунского полка. Короче говоря, он направился домой, повидать маменьку.
Если такое может позволить себе начальник, почему бы не разрешить это и подчиненному?
Правда, есть еще третья черточка из буквы «А», из заглавной буквы плана. Радист Иржи Потучек. Но и он отправился к своим близким. На это он получил от своего начальника Бартоша трехдневный отпуск.
Но есть ведь еще и вторая буква алфавита — «Сильвер Б». Лучше сказать «Серебряное Б», потому что сейчас оба члена этой группы клянут на чем свет стоит как английскую терминологию, так и тех, кто принимает «все это всерьез». И прежде всего канадского лейтенанта воздушных сил Р. Хоккея и его навигаторскую бездарность. Отнюдь не в районе Свратки на чешско-моравской территории, как гласило первоначальное предписание разведывательного отдела Министерства национальной обороны, выбросил он парашютистов. И не в районе северо-западнее Ждирце, как сообщил пилот «Галифакса». В лесу у селения Касаличек, вблизи Пржелоуче, повис на дереве старший сержант Ярослав Земек. Сержант Владимир Шкаха, который помог ему освободиться от парашюта, вскоре обнаружил, что их радиопередатчик «Ребекка» после падения оказался непригодным.
Непригодными оказались, к сожалению, и адреса, полученные в самолете от штабс-капитана Шустра.
С каждым бесполезным шагом и безрезультатным стуком в двери домов в Свратоухе, Поличке, в Хрудиме растет нервозность обоих десантников. Вот уж к такому они не были подготовлены! Как наладить связь с теми, с кем они должны работать?
Так вторая буква алфавита — резерв группы «Сильвер А» — стерта еще до того, как она могла быть произнесена. Оба парашютиста будут теперь бороться только за свою жизнь, которая оказалась в опасности.
А где самое главное звено лондонского плана — выброшенная в такой спешке из бомбового отсека четырехмоторного «Галифакса» группа «Антропоид»? Где ротмистры Габчик и Кубиш?
Клубочки пара, вырывающиеся при их прерывистом дыхании, оседают на промерзшей стенке каменной штольни и в виде холодных капель скатываются на лицо, на руки, за воротник.
— Кап… кап… кап, — отстукивают капельки воды, словно отмеряют нескончаемую новогоднюю ночь.
Темная штольня заброшенной каменоломни. К ней ведут по заснеженному полю две пары следов. Ветер еще не успел замести их снегом. Холодное безмолвие. Прижавшись друг к другу, молчат двое скорчившихся парней.
Два пистолета поставлены на боевой взвод, чтобы сразу пустить их в ход при первой же вспышке света. Только Габчик время от времени шипит от боли. Одна нога у него разута, пальцы обвязаны носовым платком. Он повредил ее во время приземления, ударившись о барьер кювета на шоссе. Пока, поддерживаемый Кубишем, он доковылял сюда, нога распухла. О сне нечего и думать.
Парашютисты разделили дежурство по часам. Один будет спать, другой караулить. А потом сменятся. Сейчас очередь Кубиша караулить. Но не спят пока оба.
Кубиш (в который уже раз) повторяет на память слова приказа, заученного им еще до полета.
«Тотчас же после приземления аккуратно закопайте парашюты и комбинезоны, а также и все остальные предметы, необходимые при высадке. Переждите вблизи места приземления до утра. Как только ситуация позволит, выходите на главное шоссе и направляйтесь в Пльзень либо в Рокицаны. С того момента, как вы покинете самолет, все целиком и полностью зависит только от вас и от ситуации».
Парашюты зарыты. Комбинезоны, лопатки и резиновые шлемы они спрятали в какой-то будке в поле. Временно. Главный груз, небольшой чемодан, лежит у их ног. В чемодане, в металлическом футляре, напоминающем бункер для переноса легких артиллерийских снарядов, покоится разобранный автоматический пистолет типа «стен-ган». А главное — детали и взрывчатка, из которых в два счета можно собрать бомбы. Одна из них — бомба для Гейдриха.
Следовательно, все в порядке.
Но что-то все-таки не в порядке, думает Кубиш. Ах да, нога Габчика! Пока она не позволяет им выйти на главное шоссе и следовать пешком в Пльзень. Но больше ждать нельзя. И так уже потеряны два дня. К тому же им ежеминутно грозит опасность: могут обнаружить следы на снегу, и их убежище будет раскрыто. Позже, среди своих, они не раз рассказывали, как протекала их новогодняя ночь.
— Ты, Янко, — нарушил вдруг тишину Габчик, — пойдешь утром один. Я не могу и шевельнуть ногой. Останусь здесь и буду дожидаться тебя.
— Почему ты не спишь? Одного тебя я здесь не оставлю. Мы пойдем вместе, Иожко. Вырежем в лесу крепкую палку, будешь на нее опираться. Другой рукой ухватишься за меня, и потопаем.
— В лесу? А где ты видишь лес?
Наконец было высказано вслух то, о чем думали оба с той самой минуты, как «погасили» свои парашюты. В приказе ясно говорилось, что вблизи места приземления они найдут лес, где переждут до утра. Они блуждали целый час, так и не обнаружив никакого леса. Вокруг простиралось ровное поле, где и зайцу не укрыться. Потом они набрели на овраг с заброшенной каменоломней. Однако и в течение всего следующего дня, когда Кубиш, соблюдая осторожность, отправился на разведку, он не нашел даже в отдалении ничего похожего на лес.
«С того момента, как вы покинете самолет, все целиком и полностью зависит только от вас и от ситуации…»