Потому что там, в паре десятках километров от моей однокомнатной квартиры, небо ночью всегда озарено красным. Там, по периметру, постоянно барражируют вертолёты. Там, за колючкой и линией укреплений, своя жизнь.
Странная, страшная и своя. Вошедшая в плоть и кровь, не отпускающая ни на шаг, заставляющая снова и снова возвращаться.
Ещё одна ночь без сна. Вместо него – опять прокручивать в голове плёнку собственного фильма, вновь уходя туда, где небо красно от жирно дымящих факелов.
Там Район. Там Город. Мой бывший родной город, в который я всё равно вернусь…
Ветер злобно воет, рвёт давно ставший чёрным полиэтилен теплицы, когда-то поставленной её рачительным хозяином из крепко сваренных швеллеров и уголков. Ветер дико мечется по пустоши, бывшей раньше полосой садов и огородов, лезет в каждую щель, поднимает густую пелену из пыли и мелкого мусора, пытается выгнать тепло из комбинезона там, где неплотно прилегает один из боковых клапанов. Когда у него это удаётся, он, пройдя сквозь плотную ткань и металлопласт защитных пластин, прямо по голому телу бьёт как зазубренная спинка тяжёлого ножа. И лёгкая морось, отсекаемая, насколько это возможно, козырьком шлема, но всё равно постоянно ложащаяся мелкими каплями на забрало. Её влажная паутина может покрыть всего, с ног до головы, чуть блестящим ковром. Ткань непромокаемая, но если моросит больше двух дней, то кажется, что сырость, такая липкая и явственная, всё равно заползает внутрь комбеза.
Редкие, закрученные штопором, с белёсой, покрытой лишаями слабо светящегося мха корой, деревья. У большой части то ли листья, то ли иглы, которые начинают странно шевелиться сразу после того, как приближаешься к ним меньше, чем на метр. Стаи больших чёрных ворон, поднимающиеся в низкое, задёрнутое серыми тучами, небо, из-за разрушающихся далёких домов ближайшего, почти пятнадцать лет назад брошенного микрорайона. Той его части, которая сейчас смотрит на нас мёртвыми глазницами грязно-жёлтых «хрущёвок», густо украшенных частой паутиной трещин, почти полностью сбивших штукатурку и добравшихся до бетона плит. Одиноко стоящая игла телевизионной вышки, виднеется чуть правее, протыкая волнующееся море, состоящее из крон давно превратившегося в лес Парка. Тогда, в том, добром и хорошем мире, она была выкрашена в чередующиеся красно-белые полосы, от которых сейчас остались непонятного цвета облезшие лохмотья, болтаемые ветром.
Чавкающая сырая земля под подошвами высоких армейских ботинок. Привычная тяжесть «калаша», висящего поперёк груди и рюкзака за спиной. Давно ставшее знакомым и анатомически правильным давление от дыхательной маски на лице и эластичного ремня шлема под подбородком. Без маски здесь, на подходе к Черте, никак. Туман поднимается два раза в день, и если попадёшь в него без неё, то всё, каюк…
Чёткий писк зуммера анализатора, постоянно считывающего данные окружающей среды и ровная зелень цифр в нижнем углу забрала, там, где встроен «жидкий» монитор. Да, приборы никогда не подскажут больше чем интуиция и опыт, но с ними всё же спокойнее. Некоторые изменения в том, что составляет каждодневную реальность Района – просто так не заметишь.
Мерно, шаг за шагом, идём вперёд и только вперёд. Аккуратно, стараясь держаться любых укрытий. Пять метров и остановка. Поднять «ствол», взять в прицел свой сектор возможного обстрела, дождаться тех, кто топает позади. Встать с колена и опять двинуть вперёд. Мы уже очень близко к цели. Впереди Черта. Пройти через неё, и, возможно, станет проще.
Если пройти её нормально, и без потерь…
Ага, вот и она, родимая. Как будто железной щёткой по хребту провели. Дисплей шлема мигает, на какое-то время полностью вырубаясь. Вперёд, не сворачивая ни на сантиметр.
Вмятая в землю банка из-под колы, облезшая, почти совсем без краски, блестящая даже без солнца, это первая вешка. Прямо напротив неё, сантиметров через сорок, вбитый железный штырь с номером «пять». Это вторая.
Никогда не доводилось идти по минному полю? Нет? Мне доводилось. И ни хрена не для выполнения ответственного боевого задания. Дурак просто был, и домой хотел. Было нас, таких дебилушек, целых четыре человека. Так мы не просто шли, а бежали, торопясь на последнюю вертушку. И целыми остались, и успели. Хорошо хоть, что не зарёкся тогда больше по минам не бегать. А то сам бы себя сейчас не уважал.
Хотя здесь кое-что пострашнее будет. Мин-то нет, и днём с огнём их в Районе и возле Города не найдёшь. В отличие от всяких пакостей, которых здесь в избытке: «провалы», «конфорки», «горючки», «с добрым утром», «битум». В общем, всё, что вашей душеньке угодно, одним словом.