А мальчишки из соседнего двора, которые были старше, подошли к нему, радостно ковырявшему ковшом этого оранжевого чуда песок в песочнице, и забрали его. И потом, не обращая внимания на его отчаянные просьбы и разбив нос, когда он кинулся на них с кулаками, кинули на дорогу, прямо под колёса грузовика. Трактор треснул и развалился на куски, превратившись в лепёшку. И Мирон пошёл домой, смахивая тихие и злые детские слёзы. Дома уткнулся маме в колени и долго плакал, вздрагивая плечами. На следующий день сосед, работающий водителем на рейсовых автобусах, привёз точно такой же. И они ничего не сказали уставшему отцу, который вернулся со своей первой «северной» газовой вахты, которые снова стали хорошо оплачиваемыми. Но тот мальчик из песочницы пропал, и больше не вернулся. Вместо него появился новый Мирон, который спустя десять лет арматурой выбил зубы каждому из тех трёх соседей. И у него, у нового Мирона, больше никогда не было горячо и влажно в уголках глаз. До того момента, пока он не очнулся и не понял, что ходить больше точно не сможет.
Через несколько минут, лязгнув металлом и низко нагнувшись, в дверь протиснулся Лёшка, довольно заулыбавшийся при виде сидящего товарища. Вот только улыбка очень быстро сползла с его лица, когда он понял то, что происходит. Он не стал ничего говорить, молча, поковырявшись в большой сумке, прицепленной к металлу поясного каркаса, выложил пачку сигарет и бутылку воды. Вышел, потемнев лицом, и вернулся только после того, как Мирон позвал его. Разговора не получилось. Он просто рассказал ему про то, как нашёл врача. Тому пришлось ампутировать обе ноги чуть ниже колена, иначе – каюк был бы бывшему пэтэушнику. Тот вроде бы и понял, но лучше от этого не стало. Ещё неделю он молчал, изредка бросая короткие фразы, когда они в три не самых ловких руки делали перевязки. И потом ещё две Мирону приходилось, стискивая зубы, делать вид, что всё хорошо. А вот сегодня, когда им пришлось выбраться вдвоём наружу, он не выдержал.
– Да на кой хрен мне оно надо, чурка ты железная? – Он брызгал слюной, давясь собственным криком. – Мало того, что сам стал – не пойми чем, так и меня в инвалида превратил. Морда охреневшая! Ты мне кто, бля, а? Тебя кто просил мне вот так помогать, козёл?!! Хрена ль мне теперь делать-то? Сука, сука-а-а…
Лёшка молчал, смотря на него сверху вниз, опустив руки вниз. Глазами шарил по разбитым плиткам пола в операционной, в которую пришлось влезть для того, чтобы пополнить запас медикаментов. Было заметно, что в больницы активно пытались проникнуть не только они, но для большинства других «посетителей» это закончилось очень плачевно. То, что от них осталось, почти полностью растащили мелкие местные обитатели. Хотя, судя по полностью очищенному кабинету для перевязок – у кого-то всёж таки получилось. А вот двум товарищам помешать никто и не пытался. Скорее всего, из-за того, что Лёшка уже пару раз заходил на территорию больничного городка. И каждый раз убедительно доказывал, что связаться с ним лучше не стоит.
Он не нашёл ничего из медикаментов в бункере, как не искал. Зато нашёл две нормальных и одну спрятанную двери, ведущих куда-то. Открыть, правда, не смог, так как на них стояли механические кодированные замки. Но надежд на то, что может получиться добраться до них посерьёзнее – не терял. Заживало на Мироне всё хорошо, без проблем, но закончилось и обеззараживающее, резко пахнущее спиртом средство, и специальная мазь для культей и бинты. Потому и пришлось выбираться. Да и Мирон попросился наружу.
А сейчас, прооравшись, смотрел за окно. Насколько Лёха успел понять, сидеть им придётся не меньше часа. Такие дожди на последней неделе шли постоянно, утром, и вечером. По полтора часа. Нонсенс, конечно, ждать дождь по часам, но так оно и было. Может, оно даже было и к лучшему, потому что за час вполне можно было успеть поговорить с товарищем по несчастью. Так как ничего хорошего в срыве не было.