— Об чём вопрос! Пир горой закатим!..
Водители сцепили машины кусками стального плетёного троса.
— Как там — пройдёт вдвое? — спросил Дорохин Головенко.
— Пройдёт… Давайте конец, — отозвался замерзающий в реке голый тракторист.
— Держи!..
— Пробуем, что ли, товарищ лейтенант? — спросил, усаживаясь на место, водитель головной машины. — Нам тут долго нельзя маячить. Приказано курсировать туда-сюда.
— Пробуйте. Бородач, завязал?
Головенко пускал пузыри, нырял.
— Ух, глубоко!.. Киньте мне болт с гайкой, тут — петля, на болт возьму…
— Я вылез, товарищ лейтенант, — сказал Харитон Акимыч. — Невтерпёж! Ему всё же не так холодно, у него одна нога деревянная.
— Эй, браток, довольно тебе нырять! Трогаем? А?..
— Всё… Готово!
Харитон Акимыч перекрестился.
— Господи благослови!
— А ты, дед, оказывается, религиозный, — сказал Дорохин.
— Какое религиозный! Десять лет не говел. Так, в крайнем случае прибегаю…
Моторы взревели. Уже нельзя было разговаривать обыкновенным голосом, нужно было кричать.
— Кузьма! — закричал Харитон Акимыч. — Греби прочь! Трактор вытащим — тракториста задавим!..
Видно, всё же крепко засосало речным илом за полтора года «утопленника» — три гусеничных восьмидесятисильных тягача буксовали на месте, трос натянулся, как струна, а груз в воде не поддавался.
— Стой! — закричал Дорохин. — Так не пойдёт. Не дружно берёте. Давайте по сигналу, на фонарик, разом! Смотрите все сюда. Зелёный цвет — «Приготовились!», красный — «Взяли!».
Двести сорок лошадиных сил рванули разом. Что-то тронулось, забурлило в воде.
— Идёт! Давай, давай!..
Моторы ревели на полном газу. Тягачи забуксовали… Лопнул трос… В хуторе, в садах, разорвался первый снаряд, пущенный немцами в эту сторону.
— Перелёт… Ныряй, Кузьма! — сказал Дорохин. — Вчетверо пройдёт?
— Пройдёт, — содрогаясь всем телом, полез в воду Головенко. — Надо было сразу вчетверо…
Второй, третий снаряды легли на лугу, но в стороне, влево, метрах в двухстах.
— Вслепую бьёт, наугад, — сказал старшина. — Не видит нас.
Бух!.. Снаряд упал в реку, разорвался, взметнул большой столб воды и грязи. Головенко нырнул, долго не показывался на поверхность.
— Эй, дядя! — закричал ему один водитель. — Ты не ныряй, когда в воду снаряд падёт. Оглушат тебя, как сома!
— Не обращай внимания, Кузьма! — крикнул Дорохин. — Это они воду подогревают, чтоб тебе теплее было. Крепи получше!.. Всё? По местам!.. Приготовились!.. — Переключил глазок фонарика на красный цвет. — Взяли!..
… Любил Дорохин машины. На его глазах в станицах дивно преображалась жизнь хлеборобов, взявших в свои руки штурвалы тракторов и комбайнов. Старикам казалось чудом: в десять — двенадцать дней управляемся с уборкой! Куда же девалась «страда»? Первому трактору, с которым открыл он свой счёт тысячам вспаханных гектаров, он дал даже имя: «Орлик». Любил он его нежно, как живое существо. Бывало, — в первое лето, после большого дня работы на взмёте тяжёлой целины, если мотор не капризничал, не пугал его, малоопытного ещё механика, всякими неожиданными «причинами», перебоями, за целый день ни разу даже не «чихнул», если трактор весело, мощно преодолевал все коварные сырые лощинки, водомоины, не буксуя, прося лишь газу, как добрый конь повода, — ему вечером, когда он пригонял своего «Орлика» к табору на заправку, хотелось погладить, обнять благодарно разгорячённое, натруженное тело машины…
Из взбаламученной, чёрной, чуть поблёскивающей рябью при вспышках ракет воды, показались сначала труба воздухоочистителя, потом радиатор и топливный бак, облепленные водорослями.
— Идёт, идёт!..
Трактор выполз на берег — весь в тине и водорослях, какое-то чудо морское.
— Вытащили голубчика! — закричал Харитон Акимыч. — Кормильца нашего!..
— Вытащили!.. — прыгал на деревяжке вокруг трактора Головенко. — Я боялся — порвём что-нибудь, ось или кронштейн. Нет, не порвали!..
Дорохин шёл рядом с влекомым на буксире трактором, не обращая внимания на комья грязи, срывавшиеся с колёс, щупал его мокрые, облепленные тиной бока, обрывал с них водоросли. Такой же «сталинградец», какие были и в его бригаде, одного завода, близнецы. Может быть, даже одного года выпуска. Первенцы… От радости, что удалось выручить машину, сделать доброе дело людям, что этот «сталинградец» ещё послужит им, поможет разорённому дотла колхозу «Заря счастья» встать на ноги — у него вдруг запершило в горле. Хотел что-то крикнуть подбежавшему Харитону Акимычу — сорвался голос. Молча потрепал старика по плечу…