… Долго ещё думал Мартынов после ухода Опёнкина об этом человеке. Если бы все были такие председатели колхозов в районе! Вот у него пошло колесом — колхоз богатый, потому и люди хорошо работают. А в некоторых колхозах тоже идет «колесом», только наоборот: на трудодень — крохи, потому что был плохой урожай, плохо работали колхозники, а плохо работали, потому что и в прошлом году получили мало хлеба по трудодням. Тут уже получается не колесо, а заколдованный круг. Но этот круг надо разорвать, во что бы то ни стало! Кто может его разорвать? Вот такие люди, которым народное дорого, как своё кровное… Мартынов был зимою в колхозе «Власть Советов» на отчётно-выборном собрании. Когда выдвинули вновь кандидатуру Опёнкина в председатели, один колхозник, выступая, назвал его: «душевный коммунист».
Ветер сыпал в окна крупными каплями дождя, будто щебнем. Мартынов принял за день много людей — всех заведующих отделами райкома, каждого со своими вопросами, районного агронома, заведующего сельхозотделом райисполкома. Оказалось, что по случаю ненастной погоды весь партийный актив был дома.
— Что-то неладное получается у нас, товарищи, — сказал Мартынов. — Такое тяжёлое положение с уборкой, а мы отсиживаемся дома. Вот сейчас-то нужно быть всем в колхозах!
— А что же можно там сейчас делать? — спрашивали его.
— Спасать хотя бы то зерно, что намолочено. В кучах лежит, под дождём. Строить сушилки, крытые тока, перетаскивать туда зерно, лопатить. Машины не идут — волами возить просушенный хлеб на элеватор.
У него уже созрело решение — на что, в случае затяжки ненастья, можно и нужно сейчас поднять в районе всё живое и мёртвое. Он велел помощнику созвать членов бюро в девять вечера на небольшое заседание по одному этому вопросу.
В конце дня, когда Мартынов собирался уже сходить домой пообедать, в кабинет вошла Марья Сергеевна Борзова, жена первого секретаря, молодая, но уже сильно располневшая женщина, миловидная, с широким добродушным лицом, усыпанным мелкими веснушками, с живыми, веселыми карими глазами, — директор районной конторы «Сортсемовощь».
На днях в одном колхозе Мартынову сказали, что у них третий год подряд не вызревают арбузы, убирают их осенью и скармливают свиньям. Он спросил — что за сорт? Оказалось, семена присланы с Кубани. Мартынов почувствовал завязку большого вопроса для постановки перед обкомом и Министерством сельского хозяйства и попросил Борзову составить ведомость, откуда получает их контора семена овощей, и зайти с этой ведомостью к нему.
— Вот, сделала, Пётр Илларионович, — сказала Борзова, кладя перед ним на стол исписанный лист бумаги. — Выбрала из накладных. Верно, что-то не по-мичурински получается. Есть у нас местные семена, хороших сортов, их областная контора куда-то отсылает, а нам дают другие сорта. Арбузы, дыни — с Кубани, из Крыма. И помидоры — с Кубани.
— Там лето месяца на полтора длиннее, вот они привыкли к такому лету и растут себе не спеша, — сказал Мартынов.
Пока он просматривал ведомость, Марья Сергеевна, подобрав мокрые полы резинового плаща, села в кресло у стола.
— Мой-то, товарищ Борзов, сегодня приезжает, — сказала она.
— Как сегодня? — поднял голову Мартынов. — У него ещё отпуск не кончился.
— Должно быть, не высидел. Я ему отсюда посылала авиапочтой областную газету со сводками, по его приказанию.
— Если сегодня, ему пора быть. — Мартынов взглянул на настольные часы. — Поезд прошёл.
— Вот и я думаю — каким он приедет? Может, ночью, в час? Так то уж другое число. Он телеграфировал: «Буду двадцать третьего целую».
— Погоди, тут мне какие-то телеграммы принесли, я ещё не смотрел. — Мартынов порылся в бумажках на столе. — Да, вот есть от него: «Приеду двадцать третьего». Только без «целую».
Марья Сергеевна вздохнула.
— Опять пойдут у вас всенощные заседания? Будете ругаться с ним на каждом бюро до утра?
— Не знаю, — ответил Мартынов, — как он теперь, после ессентукских вод. Может, язва не так будет его мучить.
— А мы с ним поженились, когда у него язвы ещё не было. Я-то его давно знаю. Это у него не от болезни. У обоих у вас — характеры! Коса на камень… Развели бы вас по разным районам, что ли!