Но пока она готовилась к выходу, в дом ворвался взбешенный Байрон и немедленно потребовал, чтобы Гарнер прошел к нему в кабинет. Встревоженный его состоянием, Гарнер сбросил плащ и направился вслед за отцом.
Через некоторое время Уитни спустилась в центральный холл, но не застала там ни Гарнера, ни Эджуотера. Только плащ Гарнера небрежно свисал с поручней лестницы. Услышав голоса в западном коридоре, она озабоченно направилась туда. В конце холла стояла встревоженная Маделайн и проводила Уитни злым взглядом. У полуоткрытой двери кабинета Байрона сидел в своем кресле старый Эзра и внимательно прислушивался к разгоряченному спору.
Уитни остановилась рядом с Эзрой и по его лицу поняла, что в кабинете происходит что-то серьезное.
— Никогда! — бушевал там Байрон. — Никогда, ни разу не обошлось, чтобы ты не попал в какую-нибудь грязную историю! У тебя был шанс оправдаться, доказать свою храбрость, привезти домой награды, какие-то знаки отличия за победу над повстанцами. И где все это?
— Должно быть, награды задерживаются. — В сухом тоне Гарнера чувствовалась сдержанная ярость.
— Или тебя их лишили! — закричал Байрон.
— От меня это не зависит, так или иначе…
— Нет, это типично для тебя, Гарнер. — Байрон с подчеркнутым презрением произнес имя своего сына. — Ты поехал за почестями, а что привез? Шлюху, которая пьет виски…
— Довольно. — возмущенно потребовал Гарнер. — Я не потерплю, чтобы Уитни унижали. Нравится вам или нет, она моя жена! Я женился на ней, и она будет здесь жить. Так что придется вам с этим примириться.
Уитни бросилась было в кабинет, но ее остановила неожиданно сильная и цепкая рука Эзры.
— А я не намерен с этим мириться! Чтобы какая-то коварная Иезавель перевернула вверх ногами весь мой дом, всю мою семью! — Уитни увидела в дверь разъяренное лицо Байрона. — Ты привез ее сюда, навязал нам. И когда же вслед за ней здесь появятся ее родственнички? Всякие там кузины, дядюшки… и ее отец, который варит виски?
При упоминании об отце у Уитни больно сжалось сердце.
— Черт побери! — таким спокойным тоном произнес Гарнер, что у Уитни мороз по коже пробежал. — Оставьте наконец в покое ее и ее семью. Ведь на самом деле вы нападаете на меня, я опять вам не угодил. Что ж, может, я не такой сын, о каком вы мечтали, но уж какой есть. И с этим ни вы, ни я ничего не можем сделать.
— Ну нет, очень даже можем! — Байрон шагнул к нему со сверкающими от гнева глазами. — Я могу проследить за тем, чтобы тебе никогда не доверили управление нашей компанией. Я не дам тебе ею руководить, не стану смотреть, как ты пускаешь на ветер все, что я создавал всю свою жизнь. У тебя нет ни чувства преданности, ни чувства долга, ни умения ценить ответственность, которую влечет за собой руководство таким важным предприятием. Думаешь, я не вижу, как ты сбегаешь из конторы, стоит ей только поманить тебя пальцем? Тебя не бывает на месте большую часть времени…
Гарнер подавил желание выругаться.
— Я не обязан отчитываться ни за то, на что я трачу свое время, ни за поведение моей…
— Скорее всего ты так же вел себя на этой проклятой границе, — презрительно бросил ему Байрон. — Достаточно было тебе учуять рядом юбку, и ты забывал о своем долге и чести… точнее, о том, что от нее осталось!
Лицо Гарнера потемнело от оскорбления, и Байрон счел этот признак подтверждением своих догадок.
— Господи, неужели именно так все и произошло? Вот почему тебе пришлось жениться на этой выскочке… и вот почему ты не получил никакой награды. Офицеров, которые не выполнили свой долг и опозорили себя, не награждают!
— Прекратите! — Уитни вырвала руку у Эзры и влетела в комнату, захлопнув за собой дверь и заставив вздрогнуть Гарнера и Байрона. — Как вы смеете?! — Она остановилась между ними. — Как вы смеете говорить ему такие вещи?!
— Уитни, не вмешивайся! — загремел Гарнер, но она была слишком оскорблена, чтобы подчиниться ему.
— Честь и долг! Что вы о них знаете?! На свете нет человека более преданного своей стране и долгу, чем Гарнер Таунсенд, и вы тысячу раз глупец, если не понимаете этого только потому, что он ваш сын! — Она окинула горящим взглядом застывшего Гарнера.
С гордостью она думала о свойственном Гарнеру понятии чести. Именно бескомпромиссное чувство чести и долга заставило его арестовать ее отца. Но та же честь побуждала его выполнять обет, которым он обменялся с ней, заставляла его заботиться о ней и защищать. Та же честь требовала от него, чтобы он заменил собой ее разрушенный мир. Ее муж выполнил свой долг, как этого требовала его честь, и заслуживал большего от членов семьи, которые обязаны любить и поддерживать его.
— Хотите знать, что именно произошло в Рэпчер-Вэлли? Хотите знать, насколько постыдно и бесчестно он себя вел? Так вот знайте — он выполнил свой долг — уничтожил незаконные винокурни и арестовал самого главного винокура в долине, даже после того как обменялся со мной клятвой верности.
— Уитни! Не надо!
Гарнер бросился к ней, но она увернулась и по-прежнему смело стояла перед побагровевшим Байроном.
— Он вылил на землю виски Дэниелсов, в изготовлении которого я сама принимала участие! — выкрикнула Уитни, изливая всю правду до конца. — И он арестовал моего отца. Его долг и честь требовали от него, чтобы он арестовал моего отца, и он это сделал. Он выполнил свой долг ради вас и ради вашей чванливой гордости Таунсендов! И когда его проклятая награда не пришла…
— Черт побери, Уитни! — вспыхнул Гарнер, схватил ее за руку и потащил из кабинета, несмотря на ее сопротивление.
— Нет… Отпусти меня…
— Черт побери, ни слова больше! — Доведенный до отчаяния, Гарнер извернулся, схватил и перекинул Уитни себе через плечо, после чего вылетел с ней в коридор. Эзра и Маделайн испуганно отпрянули и ошеломленно смотрели, как он тащит наверх сопротивляющуюся и громко протестующую Уитни.
В наступившей тишине раздался ворчливый кашель Эзры, который наполовину вкатил кресло в кабинет, где с горечью воззрился на своего сына.
— Она права, Байрон! — зарычал старик — Ты законченный дурак! Да и как же тебе не быть им? Ведь тебя учил настоящий мастер!
С минуту они сверлили друг друга глазами, затем Эзра завертел колеса кресла назад, раздраженно рявкнув внучке:
— Да помоги же мне отсюда выбраться!
После ухода Эзры Байрон медленно подошел к окну и мрачно уставился в сад, задетый за живое очередным проявлением презрения со стороны отца. С самого детства… что бы он ни сделал, чего бы ни достиг… никогда отец не был им доволен!
И только сейчас, когда весь кипел от злости, Байрон неожиданно сообразил, что и сам он ничуть не лучше относится к Гарнеру — с тем же презрением и насмешкой.
Он невольно поморщился от боли и вспомнил, как отчаянно и смело бросилась Уитни на защиту Гарнера. Как только эта девчонка осмелилась защищать от него его собственного сына? Она так внезапно и неистово обрушилась на Байрона со своими обвинениями, что от растерянности он даже не понял их смысла. Как разъяренная львица, она защищала Гарнера и его честь. Байрон почувствовал в сердце щемящую пустоту при мысли, что его никто и никогда не защищал. Ни его холодная и замкнутая мать, ни требовательный отец, Эзра. И уж конечно, не смела его защищать хрупкая и робкая девушка, которую он взял в жены по требованию своей семьи.
При всем своем богатстве он почувствовал себя удивительно несчастным и уязвленным. Впервые за двадцать лет.
Гарнер весь кипел от негодования, когда добрался с почти успокоившейся Уитни до второго этажа. Какой-то инстинкт заставил его отнести жену в свою комнату. Он подошел к кровати, опустил ее и придержал за плечи, когда она покачнулась.
— Ради Бога, ты думаешь, что ты делаешь? — Он навис на ней, еле удерживаясь от желания как следует встряхнуть ее, чего она, несомненно, заслуживала.
— Я сказала правду, только правду. — Голова у нее перестала кружиться, и она снова разозлилась. — Давно уже стоило все рассказать. Он говорит тебе такие вещи… Так что ему досталось по заслугам!