Уитни мило улыбнулась и попыталась объяснить их появление тем, что они «просто проезжали мимо» и просто подумали «зайти». По его виду было ясно, что он не поверил ни единому ее слову.
— Я точно знаю, зачем ты здесь появилась, — сказал он, подойдя ближе и понизив голос, чтобы их не слышали мастер и рабочие. — Ты снова вмешиваешься. Я не допущу этого, Уитни!
— Но, Гарнер, ты же ничего не смыслишь в роме, — шепотом возражала Уитни. — Ты даже его не пьешь. А если ты серьезно намерен все здесь изменить, тебе придется постоянно снимать пробы. — Стоя за креслом Эзры, который упрямо выпрямился, она устремила на мужа лукавый взгляд. — Зато твой дедушка отлично в этом разбирается и может тебя научить.
Гарнер бросил настороженный взгляд на замкнутое, упрямое лицо Эзры. В первый раз за много лет поблекшие серые глаза деда открыто встретились с ясными серо-голубыми глазами внука. Эзра ни о чем не станет его просить, подумал Гарнер, не предложит свою помощь, но в его глазах читалось нетерпеливое желание заняться делом.
Несмотря на то что Уитни запретили остаться, она была довольна и сияла улыбкой, когда вместе с Кейт возвращалась к карете.
— Нужно будет пораньше вернуться домой, чтобы успеть послать карету за Эзрой и Гарнером. И нужно еще предупредить Маделайн, что ужинать будут только четыре человека. — Она радостно воскликнула: — Представляешь, Эзра согласился научить его варить ром!
Но Гарнер и Эзра успели вернуться к ужину. У обоих был невероятно довольный и оживленный вид. Видимо, с возрастом прежняя вспыльчивость Эзры уступила место более уравновешенному отношению к ученику, что вполне устраивало Гарнера. После ужина и дед, и внук сразу же удалились в свои комнаты. Гарнер поспешно сорвал с себя сюртук и рубашку и устало рухнул в кровать, и Уитни с сочувствием и жалостью потрепала его по волосам. Через несколько часов он почувствовал, что с него стаскивают бриджи, и проснулся. Комната освещалась только огнем в камине. Вскоре он ощутил рядом теплое тело Уитни, которая затем легла ему на спину, словно укутав шелковистым одеялом. Он сонно улыбнулся, наслаждаясь теплым ощущением ее близости. Она соблазняюще извивалась у него на спине, стараясь его разбудить и возбудить, и вдруг он вспомнил, что произошло в последний раз, когда она будила его таким же образом.
Он выгнулся и резко повернулся, пытаясь столкнуть ее с себя, но она удержалась и потребовала, чтобы он сдался. Он уступил, лег на спину, а она лежала у него на ногах и легко касалась пальцами то его живота, то груди. В полутьме ее глаза загадочно блестели под спутанной гривой роскошных волос. Он подтянул ее повыше и, загораясь желанием, стал ласкать ее, сначала нежно, затем все более страстно и порывисто, так что она не замедлила возбудиться. Тогда он проник в ее вечно желанное тело и властно повел за собой через все круги наслаждения… до самого апогея…
Некоторое время спустя она вздохнула и потерлась о его разгоряченное тело, наслаждаясь пресыщенным видом его прекрасного лица, на которое ресницы отбрасывали густую тень.
— Ну как? Здорово получилось, что Эзра занялся винокурней?
— Типичная женщина! — Он беспомощно вздохнул. — Тебе обязательно нужно, чтобы тебя похвалили за интуицию.
— Кстати, интуицию винокура! Так как же, говори! — прошептала она, настойчиво поглаживая его по бокам, отчего он весь затрепетал.
— Получилось… на этот раз. Но это не может продолжаться, — твердо сказал он.
— Нет, это обязательно должно продолжаться. Это же часть сдел… — Она испуганно прикусила язык.
— Что?! — Он пришел в себя, подперся локтем и уставился на нее, чувствуя, как она напряглась. — Сделки? Какой еще сделки? Боже мой, Уитни, я не позволю тебе вмешиваться… О какой сделке ты говоришь?
Уитни поняла, что он готов не на шутку рассердиться.
— Ну, по правде говоря, это не совсем сделка. Скорее просто маленький толчок, побуждение. Ты нравишься Эзре, а ему так хотелось снова работать на заводе.
— Значит, это ты все устроила! — Он нахмурился и пригвоздил ее тяжелым взглядом. — Эзра получает работу на винокурне, это мне понятно. Ну а ты что получаешь?
— Ну… вообще-то… — Она в замешательстве медлила, видя, что его взгляд становится стальным. — На самом деле это ты получаешь. — Голос ей изменил, и она пискнула: — Получаешь десять процентов твоего дедушки.
Он вздрогнул, соскочил с кровати и заметался по спальне. Остановился один раз, затем второй, растерянно взъерошил волосы, затем обернулся к кровати и внимательно посмотрел на Уитни. Она сидела, прижав к груди простыню, ее большие блестящие глаза смотрели на него неуверенно, отчего у него снова загорелось и тело, и сердце. Она сделала это ради него… выторговала у деда десять процентов, чтобы на одну ступеньку приблизить для него возможность стать главой компании Таунсендов.
— Я не понимаю, — просто сказала она. — Мне казалось, ты этого хочешь.
— Я хотел сам заработать это право! — Он беспомощно всплеснул руками. — А не так, чтобы моя жена выторговала для меня этот шанс!
— Но ты и в самом деле его заработал! Благодаря своим желаниям! — Она встала на колени и немного придвинулась к краю кровати.
— Что? — Он шагнул к ней в еще большем замешательстве.
— Эзра сказал, что ему нравятся люди, у которых есть желания. Он говорит, что иногда мужчина должен следовать своим желаниям в деле, как и в постели с женщиной. Он считает, что ты будешь хорошим главой компании. А я… я только попыталась тебе помочь. — Уитни закусила губы и посмотрела на него, ожидая его реакции.
— Боже мой, Уитни! — зарычал Гарнер, как будто готов был взорваться. И через минуту, поняв, что проиграл, он действительно взорвался — бросился прямо на Уитни, опрокинув ее спиной на кровать и придавив своим тяжелым телом. Дыхание его стало частым, он вздрагивал и лихорадочно гладил ее тело. — Больше никаких подталкиваний, понятно?!
Она с облегчением и улыбкой чувствовала его нарастающее возбуждение и обвила его шею нежными руками.
— Ты станешь великолепным винокуром!
Гарнер увидел задорные огоньки в ее глазах и понял, что ее не сдержат никакие запреты. До последнего часа своей жизни она будет торговаться, вмешиваться, подольщаться, подталкивать и заключать сделки. Он не мог не любить этой ее упрямой страсти. Он опустился на ее нежное тело и отдался страсти.
— А знаешь, старик сказал, что у меня есть чутье к делу.
— И я могла бы сказать тебе то же самое. У тебя удивительно тонкое обоняние. — Ее голос и ласковые руки обволакивали его, завораживали. — А про язык я уже не говорю!
На следующий день Эзра предпринял еще одну вылазку на предприятие с помощью Уитни и Кейт, которые впоследствии стали ежедневными. С глубоким удовольствием Уитни видела, как начали блестеть его серые глаза и оживилось морщинистое лицо. У Гарнера теперь пятьдесят процентов акций, да еще сам дед. Уитни задумалась. Теперь пора выяснить, чего хочет маленькая колкая Маделайн.
В высшем обществе Бостона бал у Хэнкоков всегда был самым ярким событием зимнего сезона. Когда в дом Таунсендов привезли приглашения на бал, Гарнер удивил всех, а прежде всего Маделайн, заявив, что это отличный случай вывезти девушку в свет. Он подчеркнул, что у нее не так много знакомых молодых людей, а она уже скоро вступит в возраст, когда следует подумать о женихе. Неожиданная забота Гарнера заставила Маделайн твердо принять сторону кузена. И несмотря на слегка завуалированные намеки, что некоторые члены семьи и их гостьи будут чувствовать себя на балу не в своей тарелке, приглашения были приняты от имени всего семейства Таунсендов и одной леди, их гостьи.
В обществе уже давно ходили слухи о красоте и несколько сомнительном происхождении молодой жены Гарнера Таунсенда. И когда супружеская пара появилась в празднично освещенном зале особняка Хэнкоков, все с любопытством обратили взгляды в их сторону. Статную фигуру Гарнера облегал черный бархатный сюртук и бальные штаны на штрипках, на груди топорщились пышные кружева, крепкую шею облегал элегантный серый галстук. Но глаза всех были прикованы к Уитни.
На ней было изящное платье из бледно-зеленого шелка с ажурной вышивкой золотой нитью. И ее платье, и каштаново-рыжеватые волосы сияли в ярком освещении, привлекая внимание к ее женственной фигуре и нежной коже. И как только Уитни ощутила прикосновение надежной руки Гарнера, волнение ее прошло, изумрудно-зеленые глаза засверкали, а теплая улыбка поражала всех своим обаянием.