— А, это ты, — сказал он без улыбки. — Входи.
— Я удивляюсь, что ты до сих пор можешь одолеть этот подъем, — посочувствовал отцу Бернард, идя вслед за ним по темному коридору на кухню. В воздухе витал слабый запах мяса и капусты.
— Я редко выхожу, — ответил мистер Уолш. — Приходящая домработница делает все покупки, а обед мне доставляют на дом. В пятницу привозят два обеда, и один я разогреваю в субботу. Ты ел?
Он явно обрадовался, когда Бернард ответил утвердительно.
— Но от чашки чая не откажусь. — Мистер Уолш кивнул и пошел к раковине налить чайник. Бернард осмотрел маленькое помещение. Оно всегда было средоточием жизни этого дома, и теперь, похоже, отец проводил здесь большую часть своего времени. Кухня походила на перегруженное гнездышко: сюда перенесли телевизор, любимое кресло отца и сувениры, которые прежде стояли в гостиной.
— Дом теперь великоват для тебя, да? — спросил Бернард.
— Бога ради, хоть ты не начинай. Тесса постоянно пилит меня, чтобы я продал его и переселился в квартиру.
— А что, неплохая мысль.
— Здесь ничего нельзя продать в момент. Ты что, не видел по пути сюда таблички «Продается»?
— Но ты наверняка выручишь достаточно для маленькой квартиры?
— Я не собираюсь с ним расставаться, — отрезал мистер Уолш.
Бернард, чувствуя, что наступил на больную мозоль, не стал развивать эту тему. Он обследовал семейный алтарь на буфете. Вокруг выцветшей фотографии матери, которую та в молодости сделала в фотоателье, стояли снимки его брата и сестер с семьями: Тесса и Фрэнк и их пятеро детей, Брендан, его жена Франческа и их трое отпрысков, Димпна с мужем Лори и двумя приемными сыновьями. Некоторые из них были представлены здесь не единожды — в детских колясках, вместе с одноклассниками, в свадебных нарядах и мантиях выпускников. Фотография Бернарда в этой галерее отсутствовала. По бокам к буфету были приколоты написанные от руки списки и памятки: заплатить за электричество; подготовить белье в стирку для миссис Л; месса за М. в пятницу; марки; молочные бутылки; «Соседи» 1.30.
— Нравятся «Соседи», да? — спросил Бернард, посчитав эту тему вполне безопасной.
Но отцу, как видно, не понравилось, что его телевизионные пристрастия разоблачили, и он раздраженно ответил:
— Все это полная чушь. Но помогает мне посидеть и переварить обед. — Мистер Уолш залил кипящую воду в заварочный чайник и размешал. — Ну, так что привело тебя сюда спустя столько времени? — спросил он.
— Я не появлялся так долго, папа, потому что у меня создалось впечатление, что ты не хочешь меня видеть. — Папа. Это обращение вызывало насмешки, когда он был мальчиком, потому что другие ребята с их улицы называли своих отцов «па». Но ирландцы говорят так. Мистер Уолш, стоявший к Бернарду спиной, никак не отреагировал. — Тесса не сказала тебе, зачем я приехал?
— Сказала что-то насчет Урсулы.
— Урсула серьезно больна, папа.
— Со всеми это случается, — философски заметил отец, причем настолько спокойно, что Бернард понял: Тесса все ему рассказала.
— Она хочет тебя видеть.
— Ха! — Мистер Уолш издал короткий, безрадостный смешок и поставил чайник на стол.
— Хоть я и вызвался поехать туда, но на самом деле она хочет повидаться с тобой.
— Почему со мной?
— Ты же ее самый близкий родственник, разве не так?
— Ну и что с того?
— Она умирает, папа, в полном одиночестве, на другом конце света. Она хочет увидеть своих родных. Это так естественно.
— Могла бы подумать, прежде чем селиться на этих, как бишь их, на Гавайях. — Он насмешливо прогнусавил последние гласные, словно дернул струну банджо.
— А почему она там поселилась?
Мистер Уолш пожал плечами.
— Не спрашивай меня. Я долгие годы не имел от Урсулы никаких известий. Кажется, она поехала туда отдохнуть, ей понравился климат, и она решила остаться. Она могла доставить себе удовольствие жить, где пожелает, ее ничто не держало. В этом-то и была проблема Урсулы, она всегда жила в свое удовольствие. Теперь за это и расплачивается.
— Она просила передать тебе, что вернулась в лоно церкви.
Мистер Уолш с минуту молча переваривал информацию.
— Рад это слышать, — сухо отозвался он.
— Почему же она отошла от церкви?
— Вышла за разведенного человека.
— А, так вот в чем дело! Вы с мамой всегда так скрытничали насчет тети Урсулы. Я никогда толком не знал, в чем там дело.
— Тебе и незачем было. В сорок шестом году ты был еще ребенком.
— Я помню, как она приезжала в Англию, это было, должно быть, в пятьдесят втором году.