Я сделала шаг назад, и так же поступили мои противники. Первый из нападающих все еще закрывал лицо руками – из глаз его лились слезы, из носа – кровь. Он шатался и явно в схватке участвовать больше не мог. Остальная четверка заколебалась: осторожности я их научила. Чтобы припугнуть их еще больше, я устроила показательное выступление, перебрасывая меч из руки в руку и с кровожадной улыбкой, вертя им над головой. Все это было, конечно, фокусами, но в темноте, как я надеялась, должно было производить впечатление. Будь мой меч из обыкновенной стали, я не сумела бы поднять его одной рукой, не то что заставить танцевать в воздухе. Одновременно я пятилась к стене дома, чтобы подобраться ко мне сзади убийцы не могли.
Когда они снова атаковали, решительности у них поубавилось. Они все еще путались друг у друга под ногами, а их неумелые удары я с легкостью отражала своим более длинным мечом. Потом один из них сделал ошибку, которой я тут же воспользовалась: отбив его клинок в сторону, я резанула его по запястью. Такая рана не была тяжелой, но меч он выронил, а вид крови и вовсе положил конец схватке.
– Я пошел, – прорычал один из головорезов. – Ты не предупредил меня, что эта чертова баба умеет сражаться!
Двое других согласно замычали; трое нападающих исчезли в темноте переулка. Там же еще раньше скрылся парень, которому я расквасила нос.
Единственный оставшийся противник кинул на меня мрачный взгляд. Я сделала выпад в его направлении, и он последовал за остальными, стараясь не выказать поспешности. Когда я заглянула за угол, ни одного из головорезов уже видно не было.
Я могла бы подумать, что это была всего лишь обычная попытка ограбления, если бы не заметила носа последнего из убийц: он был большим и бугристым, как огромная картофелина. Теффел, сплошные мышцы и никаких мозгов.
В карманах убитого ничего не оказалось, и я оставила его валяться на улице, проявив обычное для Гортанской Пристани отсутствие гражданской ответственности. Редкая ночь проходила без того, чтобы город не украсился одним-двумя трупами. Существовало даже что-то вроде неписаного правила: те стервятники, что снимали с тела одежду, должны были и избавляться от него, что обычно и делали, бросив убитого в океан во время отлива. Прилив иногда выбрасывал потом на берег кости бедолаги, но в остальном концы прятались в воду… Вернувшись в свою комнату, я растянулась на постели, предвкушая возможность выспаться, но тут выяснилось, что мой юный сосед с помощью красотки-силва вполне излечился от последствий дун-магии. Судя по звукам, пациент и целительница устроили себе такую ночь любви, чтобы запомнить на всю жизнь. Выносливости им хватало, должна сказать. На рассвете, когда я, наконец, уснула, они все еще не угомонились.
Глава 4
На следующий день я отправилась на главный причал, у которого все еще стоял привезший рабов корабль с Цирказе. Я хотела выяснить, не удастся ли мне проскользнуть на борт и обыскать помещения. Не слишком блестящая мысль, но другой мой замысел был еще глупее: взломать дверь местной тюрьмы, где разместили рабов, и осмотреть товар в отсутствие смотрителя, который, возможно, не все мне показал. На мое счастье, события повернулись так, что у меня не оказалось возможности осуществить ни одну из этих глупостей.
Когда я явилась на причал, стало ясно, что что-то происходит. Гавань была полна зевак. С первого взгляда я заметила мальчишку Танна и слугу Янко из «Приюта пьянчуги», не говоря уже о цирказеанской красавице. Мгновением позже мне на глаза попались двое феллиан, о которых говорил Ниамор: из-за нелепых шляп и больших черных бантов под подбородком их было трудно не заметить. К тому же они из-за толстых подошв и каблуков возвышались над толпой. На Мекате мне говорили, что их божество, Фелли, требует от своих последователей чистоты, и те полагают, что такая обувь поднимает их над грязью мира и спасает от скверны.