— Но ты же не такая как все. И ты меняешь все гребаные правила. Ведь все, что ты можешь предложить, – это боль, и мне придется получать от этого удовольствие.
На мгновение он повис в воздухе рядом со своими словами, а затем откинулся назад, выпрямившись. Статуя застыла у меня на глазах.
— А теперь убирайся к черту из моей комнаты, пока я не решил избавить нас обоих от страданий и убить тебя прямо здесь и сейчас.
Его голос и слова звучали так многообещающе, что я вскочила на ноги и убежала за дверь, прежде чем поняла, что делаю. Я вернулась в свою часть дома в трансе, мое тело вибрировало от боли, возбуждения, страха.
И желания.
Коктейль отвратительных эмоций, самой подавляющей из которых была потребность. Тошнотворная потребность остаться там, окутанная мраком комнаты Лукьяна, его души, испытывая его обещание. Рискуя жизнью ради еще одного вдоха его запаха, ради перспективы подразнить блеск желания, который я видела в его глазах.
Это ужасающее желание не имело никакого смысла, которое пульсировало в каждой части меня, покалывая мою боль и ужас. По многим очевидным причинам это не имело смысла. Но самым шокирующим –по крайней мере для меня – было то, что я никогда не испытывала желания. Даже когда я боролась с половым созреванием и нестабильными гормонами. Потому что половое созревание было омрачено различными и более смертоносными битвами и токсичной нестабильностью, которая называлась моей семьей.
Когда другие девочки моего возраста были сосредоточены на мальчиках, беспокоясь о прыщах и комендантском часе, я надеялась, что моя мать не выполнит свое обещание заставить меня смотреть, как отец наказывает врагов, чтобы ожесточить меня.
Мальчиков не было.
Я потеряла девственность в первую брачную ночь.
Я получила быстрый и жестокий урок, что желание и секс были мирами, отделенными друг от друга. Секс, как и любая другая часть моей жизни, сопровождалась болью.
Я пришла к выводу, что желание – это такой же фантастический миф, как счастье, надежда и Гарри Поттер.
До этих пор.
Пока я не почувствовала это желание к человеку, который обещал убить меня.
И он не шутил.
ГЛАВА 9
Все, кто страдает агорафобией, боятся. Конечно, это грубое упрощение сложного психического состояния, но в основе этого парализующего состояния лежит страх, несмотря на то, в какой клинический термин он упакован. Страх настолько калечит, что становится отдельным существом от тела. Это существо, которое маячит над вами, охраняет дверь во внешний мир, стоит перед вами, вызывая отодвинуть его в сторону, чтобы вернуть чувство нормальности.
Я только обобщала свой личный опыт и то, что писали в интернете, но люди одинаково ненавидели и утешались этим здоровенным существом страха. Потому что это мешало им идти куда-то. Делать что-то. Для них это было великое зло. И страх взаимодействовал с людьми, позволял им узнавать самих себя по-настоящему.
«Мне невыносима мысль о том, чтобы стоять в очереди в своем любимом кафе и говорить баристе, который принимает мой заказ в течение двух лет, что я хочу. Меня снедает тревога, что придется встретиться с ней лицом к лицу и сказать «как обычно», но во мне, в этом гребаном мире, нет ничего обычного». — Дженни, пережившая изнасилование.
«Я чувствую себя физически больной в 13:55 в воскресенье. Как по расписанию. Потому что именно тогда меня навещают родители. Как по расписанию. Они приходят в два. Как только стук отдается эхом в моей голове, в моих костях — я всегда стою по другую сторону двери — мне приходится бежать в ванную и блевать желчью. Теперь я научилась не есть до обеда по воскресеньям. Но я не могу смотреть им в лицо. Не могу позволить им утешать меня. Потому что если я позволю им это сделать, то буду должна признать, что меня есть за что утешать. Я должна приветствовать горе, боль и потерю, которые я впустила вместе с людьми, которые меня вырастили». — Элисон, вдова.
Я знала эти истории наизусть. Я знала каждую деталь, которой делились эти люди, вплоть до того, какую кашу они ели. Но они меня не знали. Я была призраком онлайн.
Я поняла, что люди больше всего боялись людей. У меня не было проблем с людьми. Я общалась лишь с курьерами. Я всегда была странным человеком. Сломленные люди всегда странные. Нет ни малейшего шанса быть хоть чем-то похожим на нормального человека после того, как тебя уничтожили.
Я не боялась людей, даже своей семьи, которая передала меня Кристоферу. Даже самого Кристофера, больше нет. Я не боялась того, чего уже испытала и узнала. Ведь вся основа страха — неизвестность.