Но это не принесло мне большого утешения, так как паренёк всё еще стоял близко, я чувствовала запах его дорогого лосьона после бритья.
— Не знал, что ты берешь сувениры, — сказал он с усмешкой.
Я затаила дыхание, когда он остановился передо мной, играя с моими волосами еще секунду, прежде чем отступить.
— Ну, обычно я не держу их долго, — ответил Лукьян, почти лениво вставая со стула.
Я видела Лукьяна насквозь, потому что знала, что ни в одном его поступке не было даже намека на лень.
Но эти люди явно не знали Лукьяна, которого знала я. Они знали Оливера, хладнокровного наемного убийцу, того, кто брал людей, как сувениры, а затем убивал их после осквернения.
Он хорошо играл свою роль.
Волосы, струившиеся по спине, приподнялись, когда Лукьян встал позади меня. Он открыл затылок, и губами прижался к моей коже. Ничего подобного раньше не было. Я вся покрылась мурашками, так сильно, что чуть не выбежала из комнаты.
Почти.
Я так сильно вцепилась руками в подлокотники кресла, что один ноготь сломался. Я не вздрогнула, когда зубы Лукьяна укусили кожу, и не вздрогнула от боли, потому что ожидала этого. Это было не больнее, чем всё, что мы делали раньше. Но это было хуже, потому что он сделал это, чтобы унизить меня перед двумя убийцами, которые не воспринимали меня, как человека.
Может быть, потому, что я не была человеком. А чем-то уродливым. Может быть, это было потому, что посреди отвращения в глубине моего живота вспыхнуло желание.
Холодные руки обхватили мою шею, прежде чем спуститься вниз, под рубашку, в чашечки лифчика.
Младший паренёк ухмыльнулся, откинувшись на спинку одного из кресел, кожа которого при этом заскрипела. Тот, что постарше, в костюме чуть получше, был невозмутим. Это его не волновало. Для него это не имело большого значения. Я подозревала, что он и глазом не моргнет, если Лукьян перережет мне горло прямо здесь и сейчас, разве что пожалуется, если Лукьян запачкает костюм кровью.
— Ты получил информацию? — спросил он скучающим тоном.
Рука Лукьяна помяла мою грудь, прежде чем он грубо ущипнул меня за сосок. Я не могла заглушить свой тихий писк, как в знак протеста, так и от удовольствия.
— Она тихая, — заметил молодой человек с болезненной усмешкой.
Ему больше не нравилось сидеть сложа руки и просто наблюдать. Вместо этого он наклонился вперед, его рука легла на мое колено. Я стиснула зубы, Лукьян еще секунду держал меня за грудь.
— Да, получил, — холодно сказал Лукьян, снова берясь за мой сосок. — Я мог бы переслать вам ее по электронной почте.
— Мы предпочитаем более… личный подход, — рука младшего резко сжала мое колено, так что мои ноги со скрипом раздвинулись перед ним. Я так сильно прикусила губу, что из нее хлынула кровь. — Она хорошо развлекается с другими? — он продолжал, как будто я была собакой или маленьким ребенком.
Он наклонился вперед, его потная ладонь скользнула вниз, цепляясь за ткань моего платья, пока он не достиг лодыжки. Меня чуть не стошнило, когда его кожа коснулась моей, когда его рука обхватила мою ногу, больно сжимая, прежде чем двинуться вверх. Не быстро, но достаточно медленно, чтобы продлить мои страдания.
Воздух был густым и горячим, наполненным зловонием. Будто крылья мухи коснулись твоего лица своим запахом, и ты ощутил смерть и гниль, которыми они пировали. Это было внутри мужчин.
Вот что окружало меня, и только грубое и жестокое прикосновение Лукьяна могло прогнать это.
Я считала свои вдохи.
Ладонь Лукьяна скользнула по моей груди и прижалась к бешено колотящемуся сердцу. Он почти раздавил мне ребра. Но это успокаивало.
— Она хорошо играет с тем, с кем я приказываю, — ответил Лукьян, не убирая руки, пока не почувствовал, как замедлилось мое сердцебиение.
Затем его присутствие полностью покинуло меня, и единственным прикосновением, которое охватило мои чувства, было чужое прикосновение выше колена к внутренней стороне бедра. Меня охватила паника, и я была уверена, что не смогу выполнить просьбу Лукьяна, у меня не хватит сил. Не смогу позволить еще одному монстру прикоснуться к моему телу.
— Но мы здесь не для того, чтобы делиться игрушками, — сказал Лукьян, обойдя меня и целеустремленно стукнув младшего по руке.
Это было небрежно, почти бездумно, но скрытая команда, смертельно опасная, не ускользнула ни от кого в комнате.
Над нами повисла опасная гуща, а юноша не шевелился, не отводил от меня глаз, не убирал руки. Затем он выдохнул, и ощущение гниения усилилось, сопровождаемое резкой болью, когда он прижал подушечки пальцев к внутренней стороне моего бедра так сильно, как только мог.