Сегодня он был одет в шикарный и невероятно дорогой на вид черный вязаный свитер, закатанный до локтей. Вены на его предплечьях проступали сквозь кожу, как и сразу после тренировки.
Его темно-серые штаны, так же искусно сшиты, безупречно сочетались с черными кожаными ботинками. Возможно, это Лукьяновская версия одежды для отдыха. Но я в этом сомневалась. Лукьян ничего не делал на досуге.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал он, на секунду оторвав взгляд от моих черных штанов для йоги и подходящей майки. Я уже расслабилась, обнажала больше кожи, не стыдясь своих шрамов.
Я попыталась ухмыльнуться. У меня это тоже получалось немного лучше.
— Подарок?
Он не ухмыльнулся. Я сомневалась, что он физически способен на это. Но меня не беспокоило, что я не делала его счастливым. Лукьян не хотел быть счастливым в своей жизни. И я тоже.
— Можно и так сказать, — ответил он.
Я склонила голову набок.
— Ты купил мне щенка? — спросила я сладким тоном.
Он наклонил голову в редком проявлении смущения.
— Щенка? — повторил он. — Нет. Я не знал, что ты любишь животных, и что тебе нужен домашний питомец.
Я почему-то улыбнулась. Это было во многом связано с легкой паникой в его тоне, что он не дал мне то, чего я хотела.
— Нет, я не хочу питомца, — сказала я, делая шаг вперед. — Это была моя неудачная попытка пошутить.
Он смотрел, как я приближаюсь. Я почти видела, как логические шестеренки вращаются в его голове, изучая мои слова и чувства, стоящие за ними.
— Ага, — сказал он, когда я подошла к нему, и это слово прозвучало так, будто он только что нашел свои ключи после долгих поисков. — Юмор, — сказал он, хватая меня за бедра, чтобы я не приближалась дальше. — Мне нравится.
Я нахмурилась, глядя на расстояние между нами, но пальцы Лукьяна гладили кожу между моими лосинами и краем топика.
— Это не щенок. Это… кое-что другое, — уклончиво ответил он. Его тон был по-прежнему сильным, уверенным, но глаза выдавали что-то еще. Что-то, чего я не могла понять.
Но это наполняло меня ужасом. Каким-то разочарованием, что мой… кем бы он ни был, не схватил меня в объятия и не поцеловал после долгого отсутствия.
Но опять же, это было клише, романтическая фантазия. Лукьян не был фантазией. На самом деле он был ближе к кошмару. Но он был моим. Моей реальностью. И я хотела жить с ним в кошмаре, а не сказочно в одиночестве.
— В чем дело? — спросила я.
Его пальцы сжали мои бедра.
— Будет легче, если ты пойдешь со мной, — затем он отпустил меня и повернулся на пятках.
Я пошла за ним. Я пошла бы за ним в ад, если мы еще не там.
Когда мы добрались до места назначения, оказалось, что есть места и похуже ада.
Он нервничал.
И ему это не нравилось.
Вообще.
Лукьян никогда не нервничал. Нервы были для неуверенных людей, которые принимали рискованные решения. Он не принимал решений, пока не был полностью уверен в исходе и в своей победе.
Он не нервничал из-за того, что похитил и планировал убить одного из самых влиятельных игроков в подбрюшье общества. Нет, это его нисколько не беспокоило. Возмездие можно было бы ожидать с какой-то драматической театральностью, но тогда стервятники соберутся над вакуумом власти, который он создал, и будут сражаться до смерти, чтобы добраться до вершины.
То же самое было и с теми, кто был в подбрюшье. Никто не притворялся человеком, и поэтому жизнь была просто еще одной валютой. Смерть – расплатой.
Нет, он не беспокоился о последствиях своих действий. Его беспокоила реакция Элизабет на его решение. Потому что теперь, когда он думал о ее сердце, каждое его решение было рискованным. Не было уверенности в победе, когда дело касалось Элизабет.
— Что это, Лукьян? — прошептала она после долгого, как жизнь, молчания. Ее глаза были прикованы к середине комнаты, челюсть лишь слегка дрожала.
Он изо всех сил старался сохранить бесстрастное выражение лица. Подождал немного, подобрал свой голос к выражению лица.
— Это твой муж, — он взглянул на руки мужчины, на каждой из которых не хватало трех пальцев. — Ну, по крайней мере то, что от него осталось.
Она сосредоточилась на обожженных фалангах. Лукьян прижег их, потому что не хотел, черт возьми, показывать трусливые струи крови.