Элизабет долго осматривала эти раны. На ее лице ничего не отразилось. Он должен был гордиться. Он готовил ее к миру, где выражения и эмоции – разница между жизнью и смертью.
Но это было не так.
Она превращалась в него, и ему не нравилось видеть отсутствие человечности на ее лице. Казалось, именно это он ненавидел в ней больше всего, но было все наоборот.
— Ты говорил, что не любишь пытки, — сказала она непринужденно.
Ее взгляд переместился на Лукьяна. Ей еще предстояло встретиться взглядом с широко раскрытыми и испуганными глазами мужа. Говорить он, конечно, не мог. Ему заткнули рот.
И Лукьян отрезал ему язык.
Слова могут быть сильными. Острее любого оружия. Он не хотел рисковать тем, что они ранят Элизабет.
— Нет, — ответил он.
Она мотнула головой в сторону стула, занятого мужем.
— Кристофер может не согласиться с тобой на этот счет.
— Мне плевать, согласен он со мной или нет, — резко сказал он, не в силах совладать со своим раздражением, он ждал от нее другой реакции.
— Это мой подарок, я полагаю? — спросила она, вместо того чтобы обратить внимание на его тон.
Он коротко кивнул.
— Хорошо, — сказала она.
Затем она повернулась на пятках и спокойно вышла из комнаты.
Лукьян посмотрел ей вслед. Как и ее муж.
Лукьяну не понравился этот взгляд. Он ненавидел то, что Кристофер не сводил с нее глаз. Что он оставил на ней свои следы. Сколько бы конечностей Лукьян ни отрубил, этого он не сможет отнять.
Но, с другой стороны, он, конечно же, не хотел избавляться от шрамов. Потому что тогда не было бы Элизабет. Она может принадлежать ему, только если покрыта шрамами, повреждена и сломана.
Конечно, он не мог собрать ее обратно. Он не хотел этого.
Так почему же его руки дергались от желания попробовать?
Он нашел меня не сразу.
Не торопился.
Мне потребовалось много сил, чтобы повернуться и уйти. Уйти и не применить насилие, к которому так стремилась большая часть меня. Но не к человеку, ответственному за то, что разбил меня вдребезги и разорвал на части. А к мужчине, который делил со мной постель. Мужчине, который мог полюбить меня, несмотря на то что я наполовину человек. И только лишь поэтому.
Он нашел меня в мертвой комнате.
Это единственное место, куда я могла убежать. Никогда еще внешний мир не казался таким заманчивым. Даже с его возможностями сокрушить меня это было почти предпочтительнее альтернативы.
Я думала о том, что было посреди подвала.
То, что Лукьян втолкнул в этот дом.
Я сидела здесь, чтобы уловить хоть какое-то подобие смысла.
Смотрела, как он вошел и остановился на другом конце комнаты. Я не двигалась. Не говорила. И он тоже.
Мы уставились друг на друга. Точнее, я впилась в него взглядом, а он смотрел на меня с невозмутимым выражением лица. В кои-то веки я не ждала, пока кто-то из нас сформирует слова.
И не меня одну терзало беспокойство.
— Элизабет, — сказал он.
Он, вероятно, ожидал, что я его перебью. Может быть, взорвусь. Я тоже этого ожидала, но мой рот так и остался закрытым.
Он издал грубый выдох, который можно было бы назвать почти вздохом.
— Тебе нужно поговорить со мной.
Я приподняла бровь, скрестив руки.
— Правда, Лукьян? — вежливо спросила я. — И зачем?
Он не ответил. Я не знала, было ли это потому, что на этот раз он в растерянности, или он ошибочно считал мой вопрос риторическим.
Лукьян никогда не ошибался.
Поэтому я предположила, что он не знает, что сказать.
— Каков был твой тщательно продуманный и логичный план? — спросила я, не двигаясь и не моргая. — Я уверена, ты ожидал какие-то последствия. Ты и вдоха не делаешь, не зная точного количества секунд выдоха.
У Лукьяна задрожала челюсть.
— Так чего же ты ожидал? — потребовала я ответа. — Мою благодарность? Что я вдруг вылечусь от всего, увидев человека, который отнял у меня все, лишившись пары пальцев, и вдруг оказался в моей власти? — прошипела я. Потом рассмеялась. — Если бы все было так просто… если бы только мой мозг был таким же простым и логичным, как твой. Если бы только мои шрамы и уродство отзывались на волю, приказы и вид смерти… тогда все было бы намного проще, да? — выплюнула я. — Итак, Лукьян, что ты хочешь, чтобы я сделала? Что будет дальше?
Он наблюдал за мной, его глаза больше не были пустыми: в них сверкало что-то похожее на беспокойство. Может быть, даже чувство вины. Но демоны не способны испытывать чувство вины. И у меня не было никаких иллюзий, что Лукьян демон. Я не могла полюбить другого.