— Ну вот, когда составите, тогда меня и пригласите. Пойдемте, Марк. Как вы сказали, называется ваше кафе?
— «Лангуст», — в голосе Хорька еле уловимо проскользнула нотка разочарования.
Поблизости от кафе — слава Всевышнему — не вопили репродукторы. Музыка, доносящаяся со стороны поселка, звучала мягко, приглушенно, не лезла в уши, а создавала приятный фон. Полотняный навес отбрасывал прозрачную тень на плетёные кресла и столики.
— Я, пожалуй, закажу паэлью, — бегло ознакомившись с меню, промолвил Гельмут.
— Превосходный выбор! Я возьму то же самое. А как насчёт закусок? Может быть взять тарелку со всем понемножку? Жареный кальмар, сырные палочки, острые крылышки?
— Можно, — кивнул Гельмут, откидываясь в глубоком кресле.
— Вина?
— Белого, на ваш вкус.
Услужливый официант из работников поставил перед ними высокие бокалы с кубиками льда и бутылку газированной воды. Принял заказ, и вскоре на столе следом за водой появилось вино в темной бутылке.
— В целом, я доволен, — рассказывал профессор обратившемуся в слух Хорьку, — но есть и нарекания. Безусловно, подростковому возрасту присущи экзальтированность, потребность выделиться, даже — бунтарство. Но не до такой же степени.
Фреттхен пошел красными пятнами, но промолчал.
— Что это за повальная тяга к примитивному труду? — продолжил Гельмут, глотнув вина. — Откуда она взялась? Зачем мы вкладываем такие огромные средства в этот проект? Для того чтобы тщательно отобранные таланты деградировали до уровня гастарбайтеров? Пардон, работников?
— Это единичный случай.
— Единичный случай предполагает единственное число, а у вас желающих мести улицы, ковыряться в земле и смолить лодки с каждым днем все больше.
— Это глупость! Подростковая глупость. Ребята шутят. Уверяю вас! Я неплохо знаю каждого из них, мы проводим совместно досуг. Мне доверяют. Вот, на лодке недавно с Джереми катались.
— Джереми… такой скуластый, кудрявый парень? Тот, что спал в коробке?
— Он.
— Как раз про Джереми я и хотел с вами поговорить. Откуда взялась эта коробка? Брак — вот как это называется. И ассоциации его мне очень не понравились. Поработайте с ним дополнительно, Марк. Идеи с рыбалкой тоже надо искоренить. Если вы не сумеете вовлечь его в творческий процесс, нам просто напросто придется с ним расстаться.
— До этого не дойдет, обещаю!
— Я на это рассчитываю, — бросил профессор и развернул салфетку. — Мне бы очень не хотелось терять людей, в которых вложено столько трудов и денег.
Салфетка перекочевала на светлые брюки, а их хозяин придвинул к себе тяжёлую чугунную сковороду — в ней подавалось фирменное блюдо. Полюбовался на натюрморт из даров моря и темного, с золотым отливом риса, с наслаждением вдохнул ароматный парок и принялся за еду.
— Я всё держу под контролем, — заверил его Фреттхен, — ведь я понимаю — за нами стоят огромные средства.
— И не только средства, — невозмутимо добавил Гельмут, цепляя вилкой плотное колечко кальмара, — за нами стоят серьезные люди.
— Да, конечно, — подобострастно кивнул Фреттхен.
— Я ценю вашу понятливость, — профессор великодушно похлопал Хорька по плечу.
Психолог заулыбался и, вооружившись вилкой, принялся выковыривать из риса морепродукты.
Глава 5
Джереми чихнул во сне — и проснулся. Утро ворвалось одновременно в глаза, в уши и в ноздри. Окутало солнцем и музыкой, и цветочной пыльцой, летящей в открытое окно. Он улыбнулся, предвкушая новый день, но тут же в памяти всплыло: «Вилина!» — и вставать расхотелось.
Сегодня его любимая девушка выходит замуж. Большой праздник для Эколы — свадьбы здесь отмечают нечасто. А уж когда случается такой повод, веселятся от души. Свадьба в Эколе — не простое торжество. Это — мистерия, в которой новая любовь рождается, как Афродита из морской пены. Главная улица устлана белоснежными перьями, будто работники к этому дню ощипали не одну сотню чаек. Люди высыпают из домов, посмотреть, как жених с невестой, точно по облакам, шествуют по белому–белому птичьему пуху от «детского городка» до центральной площади.
Джереми нехотя сполз с растрепанной постели. Пошарил под кроватью в поисках одежды, вытащил — пыльную и мятую. Не будет он сегодня наряжаться. Пусть все расфуфырятся в пух и прах, а он пойдет в шортах. Да, и непричесанный. Всё равно теперь. Гортань — уже не зашнурованная, а узкая, как тростниковая дудочка, в неё только свистеть…
Он бросил косой взгляд на градусник у окна и увидел, что спиртовой столбик почти спрятался в колбу. Странно. Неужели так сильно похолодало? Да нет. Какое там. Солнце голодное, как волк, кусает даже через тюлевые шторы. То ли прибор сломался, то ли… Джереми впервые пришло в голову, что массивный градусник в пластиковом чехле меряет не температуру, а что–то другое. Шкала размечена не пойми как и в чем, но едва ли в фаренгейтах.