— Ой, прости! Я не хотела тебе мешать. Приходили Дэвидсоны.
— Какие еще Дэвидсоны?
— Что значит — какие? Наши соседи — Айрин и Кристофер. У них сегодня маленький юбилей — три месяца со дня свадьбы! Мы приглашены!
Роберт недовольно оттопырил губу:
— Три месяца? Это что — повод для торжества? Мы тоже будем отмечать свадьбу каждый месяц?
— Ну, Роберт, ну что ты какой бука! Это же так здорово! Мы будем пить шампанское и танцевать! Я уже подобрала себе платье, туфли и жемчужную нитку на шею. Фреттхен готовит им какой–то совершенно грандиозный торт!
— Опять торт. Помешался он на этих тортах, не иначе.
— Ты просто не в настроении.
Она обняла его за плечи и осторожно поцеловала в щёку рядом со вздувшимся красным пятном.
— Болит? — Вилина участливо заглянула мужу в глаза, и он подобрел.
— Да нет, уже прошло.
— Ну, вот и замечательно. Заканчивай свою работу, потом примешь ванну, переоденешься. В ту рубашку в гибискусах. Помнишь, такие красные на чёрном фоне? Мне кажется, она тебе очень пойдет! И чёрные бархатные джинсы.
— Что это — гибискусы?
— Ой, ты невозможный сегодня! — рассмеялась она звонко. — Цветы такие! Вон, посмотри! — она ткнула куда–то за его спину. Он обернулся и увидел куст в ярко–розовых цветах с махристыми лепестками. И Бернис. Она вышла на дорожку, и, не говоря ни слова, прошмыгнула мимо, к выходу.
— Кто это? — оторопела Вилина.
— Почем я знаю, наверное, садовница.
— Не знала, что у нас есть садовники!
— Ну да, вся эта красота сама выросла. Всё, кроме сорняков.
— Какой ты, оказывается, ворчун! Ну ладно, я побежала, меня ванна ждет! А ты заканчивай и приходи!
— Хорошо, — буркнул Роберт, развернулся и пошел обратно в мастерскую.
Глина чавкала и липла к рукам. Он мял её с непривычным ожесточением, бездумно таращась в стену напротив. Стена, покрытая текстурной краской, походила на природный камень. По сероватому фону разбегались бежевые пятна, имитируя шероховатость горной породы. В выпуклостях, неровностях и бороздках чудились женские формы. То крутое бедро, то абрис полной груди, то очертания тела целиком, набросанные парой штрихов.
Распаляясь все больше и больше, он лепил фигуру, не похожую ни на гнома, ни на эльфа, ни на русалку. И уж меньше всего она походила на бесполого ангела.
Скорее, она напоминала древнюю богиню плодородия. Маленькая голова с пучком волос на затылке, огромная грудь, падающая на круглый живот, широкие бедра и короткие, устойчивые ноги. С тем же вниманием, какое раньше, затаив дыхание, он посвящал тонким пальцам, складкам одежды и мельчайшим перышкам на крыльях ангелов, он вытягивал соски и формировал круглые, раздутые ягодицы. Лицо он делать не стал, но, помедлив, прорезал ногтем мизинца полоску под животом, а затем, поставив свое творение на стол, направил на него свет лампы.
Фигурка походила на Бернис. На сильно раздобревшую Бернис. Он сглотнул и медленно расстегнул молнию на шортах.
— Роообеерт! — донесся из сада мелодичный голос Вилины, ударивший грозным набатом.
Лицо залило жгучей краской, он вскочил, одним ударом расплющил фигуру и смахнул глиняную горку в ведро.
— Роберт! Ты закончил? Пора собираться.
— Да закончил, закончил, — сердито заворчал он, выключая лампу и незаметно подтягивая молнию наверх.
— А что ты лепил, — она подошла сзади, обняла его за плечи и с любопытством оглядела стол.
— Ты что, следишь за мной?
Он развернулся так резко, что Вилина опешила.
— Роберт, милый, что с тобой? Откуда такая абсурдная мысль? Зачем мне за тобой следить? Ой, да ты весь красный, как пожар! Не температура ли у тебя?
Она прижала прохладную ладонь к его лбу, и он остыл.
— Да нет… не знаю, прости. Может, это аллергия из–за проклятой пчелы. Какая–то слабость в теле и муть в голове. Вот, посмотри — слепил совершенно неудачного ангела.
Он отодвинул от стены тонкую, длинную фигуру с поникшими крыльями.
— Ну что ты, совершенно замечательный ангел! На меня похож, — она расцвела открытой, детской улыбкой, — только грустный. Наверное, ты и правда меня любишь, — добавила кокетливо, — раз все твои фигурки похожи на меня. Да, Роб?
— Конечно, люблю, пойдем, мне нужно принять ванну. Я весь в пыли.
— Если ты себя неважно чувствуешь, мы останемся дома, — ласково сказала Вилина, беря его под руку.
— Да нормально я себя чувствую, — он покрутил шеей, потрогал распухшую щеку и неуверенно добавил, — вот только выглядеть я буду с этим пчелиным флюсом по–идиотски.
— Ничего, черная рубашка с ярко–красными гибискусами и бархатные джинсы отвлекут на себя внимание! С твоим ростом и статью ты затмишь всех мужчин на празднике.