Она щебетала и щебетала всю дорогу к дому и не заметила, как напрягся Роберт, проходя мимо деревца с головками райских птиц. Как стиснул руку жены и ускорил шаг.
Едва они вошли в дом, Роберт потащил Вилину на кухню, подхватил играючи, как пушинку, и посадил на стол.
— Что ты задумал? — она широко открыла глаза в напускном ужасе. — Нет, я не могу. Нет, нет. Здесь слишком светло.
Не говоря ни слова, он схватил её за руку и, сдернув со стола, увлёк в ванную.
Там, не включая света, развернул и, подтолкнув вперед, так что она упала руками на крышку унитаза, задрал подол и порвал тонкие трусики.
Он крепко сжимал её хрупкие бедра и, глядя в темноту, видел садовницу в тонких, обтягивающих леггинсах.
— Мне показалось, что ты был не со мной, — хмуро сказала Вилина. Она сполоснула для него ванну, включила воду и высыпала полную горсть ароматной, голубоватой соли.
— А с кем еще, — недоуменно пожал плечами Роберт, пробуя воду босой ступней. — Горячая!
Он вытащил ногу обратно и открутил посильнее кран.
От двери по всему дому разлилась трель звонка.
— Кого еще черт принес!
Роберт поднял с пола шорты, натянул их, скроив страдальческое лицо, и пошел открывать.
Ну, конечно — Фреттхен, собственной персоной.
— Приветствую, Роберт. Вилина, привет! Вы идете к Дэвидсонам?
— Да, идем, — недовольно отозвался хозяин дома.
— Мы уже собираемся. Сейчас Роб примет ванну, оденется и пойдем.
— А что ты такая грустная, душа моя?
Фреттхен ласково приподнял подбородок Вилины и заглянул в небесно–голубые глаза, подернутые ледком печали.
— Так что–то, нашло, — ответила она, отворачиваясь. — Проходите, Марк, я напою вас чаем, пока Роберт плещется.
— Нет, нет, я ненадолго заглянул, — Фреттхен торопливо пробежался к окну, взглянул на градусник и недоверчиво постучал по нему пальцем. — Да, без разговора нам не обойтись, но я обещал Айрин и её гостям самолично разрезать торт.
Он огорчённо развел руками.
— Я просто хотел узнать, идете вы или нет.
— Да, мы скоро будем. Чёрт, я забыл про ванну!
— Не надо чертыхаться, это не прибавляет позитива, — наставительно произнес Хорёк и направился к выходу.
Мысленно проклиная предстоящую вечеринку, Роберт побрел в ванную.
«Вот бы жить где–нибудь на необитаемом острове», — мечтательно думал он, намыливая капроновую мочалку–утенка. «Пальмы, море, мы с женой и больше никого!»
Он натирал раскрасневшееся тело и представлял себе хижину, крытую соломой, пальмовую рощицу и изумрудное сияние океана за тонкими, длинными стволами.
Под навесом из пальмовых листьев он лепит прекрасную женскую фигуру. Непонятно, куда делась Вилина, но напротив него, на пляжном лежаке загорает Бернис. Она улыбается, отчего верхняя губа смешно задирается кверху, и подставляет солнцу голую лоснящуюся грудь с шоколадными сосками.
Глава 14
Вот так всегда и происходит. Когда сутки наполнены делами, хочется побольше свободного времени для чтения, прогулок и просто — тишины, в которой только и способна рождаться музыка. Хочется скрыться ото всех, закрыть глаза, заткнуть уши, и пить одиночество крохотными глотками, как апельсиновый сок со льдом.
Джереми не очень любил школьные занятия. Скучал на математике, презирал домоводство, лепил криво, а рисовал, точно корова хвостом. Он бы с радостью оставил уроки Триоль, а остальное стёр из расписания.
Теперь свободного времени было с избытком, а избыток его, как известно — штука вредная. Вместо того чтобы сидеть в библиотеке или загорать на берегу, Джереми зачем–то гулял по Эколе, забредая в самые дальние и укромные уголки, в которые прежде и в голову не пришло бы заглянуть. Он как будто проверял границы своей свободы. И — как ребёнок, впервые в жизни разломавший часы, вдруг обнаруживает под гладким циферблатом непонятные шестерёнки — так и Джереми натыкался на все новые и новые постройки, о назначении которых не подозревал.
Ранним утром, когда все ещё спали, он прошел до конца «длинного» пляжа и очутился на незнакомой лодочной станции, где под навесом, блестя свежевыкрашенными боками, дремали новёхонькие катера. А ему–то казалось, что в Эколе есть только вёсельные лодки! Водить катер он не умел, но от желания — немедленно, прямо сейчас — покататься на таком сладко заныло под ложечкой. Он, должно быть, летит, как птица — как чайка, разрезая волны белоснежной грудью, скользя по воде, но устремляясь в небо, и широкая пенистая дорожка стелется за ним следом.
За лодочной станцией, открывалась каменная площадка с огромной, выведенной масляной краской буквой «H» посередине. Джереми, как ни напрягал фантазию, не мог угадать, для чего она служит. Вероятно, для какой–то игры.