— Агрессия. Мясо повышает агрессию. А соя — хорошо для медитаций.
Коротышка говорил складно, с лёгким акцентом, и при каждом слове как–то странно причмокивал губами, точно проверяя его на вкус.
— Это Рикардо, — представил его Хайли. — Он работает в нашей столовой, помощником повара.
— А я отлучен от медитаций, мне можно хоть сколько мяса есть, — заявил Джереми.
Рамон, улыбаясь, стаскивал с шампура румяные куски, раскладывал их по бумажным тарелкам и предлагал гостям.
— Разве в Эколе ещё не отбой? — поинтересовался Рикардо, поливая свою порцию острым соусом.
— А мы как раз идём домой, — ответил Джереми, пережевывая сочный шашлык.
— Откуда идете?
— Вон, оттуда, — Хайли ткнул пальцем в сторону кирпичного лабиринта.
— Заболели?
— Нет, почему?
— Ведь там больница.
Ребята недоуменно переглянулись.
— Нет, больницу мы не видели. Там, за стенами, какое–то техническое строение.
Джереми почудилось, или Рикардо, действительно, смутился, испуганно повел глазами в сторону своих веселящихся земляков?
— А, ну да… Наверное, техническое.
— А расскажите про пиньяту! — влез Боб и работники принялись рассказывать про весёлый обычай.
— Слышал? — шепнул Джереми на ухо Хайли, — там ещё какая–то больница есть. Надо бы разведать.
— Ешь, разведчик, потом поговорим, — толкнул его коленкой под столом приятель.
Облака сгустились и поглотили редкие звезды. Начал моросить мелкий дождь, и столы стали пустеть. Женщины громко переговариваясь на своём языке, собирали посуду и носили к контейнерам мусор. Ещё чернее стала ночь, но белые и огненные бабочки по–прежнему летели в небо, плясали в тёплом свете фонарей, намокали и гасли. Вечеринка перемещалась в клаб–хаус — здание, в котором ребята встретили неприветливую уборщицу, когда приходили навещать Рамона. Из ярко освещенных окон неслись сильные, стройные голоса. Чудная мелодия, совсем не похожая на обычные Эколовские хиты — она, словно вибрация, проникала в кровь, заставляя сердце биться сильнее. Она была настоящей, правильной, как мясо, как огонь, как мозоли на ладонях работников.
Хайли зевнул.
— Ладно, парни, хватит на сегодня. Пора и честь знать, пусть хозяева от нас отдохнут.
Друзья поблагодарили Рамона и Рикардо за угощение, обменялись рукопожатиями и отправились к «детскому городку». Джереми уходил неохотно — он мог бы до утра слушать, как поют женщины, но не хотелось оставаться одному на чужом празднике. От съеденного в желудке сделалось тяжело, а душа словно уплотнилась и, как ночной туман, тянулась к земле. И только часть её, отчаянно летучая, сплелась с голосами и мелодией, и сама превратилась в музыку, и поднялась к облакам, с высоты взирая на — такую маленькую — Эколу.
Глава 19
Утренняя медитация подошла к концу.
Усиленный микрофоном фальцет чайкой пронесся над пляжем, то взмывая ввысь, то замирая и снова набирая силу:
— Благодарю вас, друзья! Мы славно поработали! Уверен, каждый из вас не только внёс свой личный вклад в дело мира и всеобщей гармонии, но и сам получил заряд вдохновения из единого информационного поля нашей необъятной вселенной! Роберт открыл глаза и выжидательно уставился на Фреттхена.
— Все свободны! Хорошего вам дня!
— Ну, наконец–то! Живот от голода свело! — воскликнул скульптор, разминая затекшие в позе лотоса ноги.
Вилина легко поднялась и принялась отряхивать длинную юбку от налипшего песка.
— Ну, пошли, чего ты копаешься? — недовольно бросил супруг, глядя как жена, следом за юбкой занялась туфелькой–балеткой. Балансируя на одной ноге, вытряхивала матерчатый башмачок и отирала ступню ладонью.
— Камушек попал, ногу колет, — виновато объяснила она, обулась и заторопилась следом за мужем.
Пляж наполнился гомоном и смехом. Небольшая община разделилась. Одни атаковали каменистые склоны, пытаясь поскорее выбраться с пляжа и приступить к завтраку. Другие торопливо скидывали одежду и бросались в воду, вдребезги разбивая лазурную гладь.
Роберт в числе первых взбирался по тропке. Он почти достиг верха, когда позади громко вскрикнула жена.
— Что случилось? — раздражённо оглянулся он.
— Руку уколола! Так сильно! А, может, кто–то меня укусил?
Голубые глаза посерели от боли и страха — Вилина, как любая женщина, до смерти боялась пауков, змей и прочих гадов.
— Давай другую руку!
Роберт крепко сжал узкую ладонь и потащил жену за собой.
Но и дома, на залитой солнцем кухне, где он, сидя на любимом месте у окна, пережевывал пышные блины под кленовым сиропом, пришлось отвлекаться на жалобы.