Джереми любил Боба за безобидность и доброту, но что есть, то есть... Умом парня Бог обделил.
И вот, из-за одного Торопыги весь класс топтался на месте. И ладно бы - только математика. Этот предмет Джереми и сам не любил. Сухие вычисления, глупые задачи, преобразования непонятных равенств. Да провались оно пропадом, это сокращённое умножение! Но как было бы здорово узнать о том огромном мире за пределами Эколы, в котором случались войны и наводнения, падали с неба осколки звёзд, вспыхивали эпидемии, взрывались атомные электростанции, вставала на дыбы земля - и еще много всего интересного и волнующего происходило. Как опасно там, должно быть, жить - но какого мальчишку не влечёт опасность?
На уроках истории школьники Эколы из года в год изучали древние цивилизации, какие-то царства, эллинские, иудейские... А если речь заходила о наших днях - то в основном об Эколе. История Эколы, природа Эколы, этика и философия Эколы, теория медитации... Джереми не удивился бы, увидев на учительском столе глобус Эколы. Но в классной комнате, на шкафу, стоял обычный - пыльный и гладкий, со слегка помятыми боками. Синие лоскуты океанов загадочно переплетались на нём с жёлто-бурыми - материков. От яркой глубины синих захватывало дух, а бурые возбуждали жгучее любопытство. Джереми мог часами крутить глобус в руках, представляя себе, как выглядят Африка или Антарктида. Какого цвета горы в Саудовской Аравии и есть ли они там вообще? И что это за страна такая, Япония, в которой что ни день - то извергаются вулканы? Красива ли уходящая под воду Голландия и похож ли на Эколу полуостров Пелопонес?
Кто мог рассказать ему об этом? Учителя, которым Джереми пытался задавать вопросы, поджимали губы, глядели недоверчиво и мягко советовали любопытному ученику не торопиться. Всё, мол, своим чередом. От малого - к большему. Прежде, чем познавать мир - познай самого себя.
То же самое и с литературой. В школьной библиотеке Эколы хранилось много книг: древняя Греция, Рим, Возрождение, романтизм, рыцарский эпос, духовные поиски, труды Елены Рерих и Друнвало Мельхиседека, «Две жизни» Коры Антаровой, кое-что из философии «нью-эйдж», несколько томов «Крайона», «Другая сторона» Сильвии Браун, какие-то ченнелинги... Джереми читал всё подряд, но хотелось чего-то другого... он и сам не знал - чего именно. Такого, что ответит на все вопросы и, как зеркало, покажет ему его самого себя со всеми радостями, проблемами, неуемным стремлением жить. Ничего этого он не находил в книгах и глотал их - будто пил солёную воду, не напиваясь.
Не утоляла его жажды и музыка. Слишком примитивная и приторная - в ней мало настоящего. Такого, от чего замирает душа, и за спиной - разом - отрастают крылья. Лишь иногда - посреди безвкусной попсы - мелькнут отдельные созвучия, прекрасные и редкие, будто зимние цветы. Джереми хранил их бережно в памяти и, оставаясь в тишине и одиночестве - в час дневной сиесты или после захода солнца, играл этими звуками, точно разноцветными камешками. Нанизывал на голоса чаек и альбатросов, рокот океана и жаркий, словно тающий в солнечном мареве стрёкот саранчи. Получались длинные, сверкающие ожерелья - мелодии.
Лепить из глины, наверное, проще, чем из звуков. Глина осязаема и послушна рукам. Но у любой, даже очень талантливо сделанной скульптурки - три измерения. У музыки их - бесконечно много.
Хлопнула дверь - и Джереми очнулся. Он только сейчас понял, что спал. В классную комнату впорхнула Триоль. Маленькая китаянка, бывшая балерина. Её настоящее имя было Мэйли Лэй, но ученики в первый же день заменили его вполне подходящим предмету прозвищем.
Триоль остановилась у доски, распахнув руки, точно для полета. Пятки вместе, носки туфель смотрят в разные стороны. Джереми она нравилась. Он неё буквально пахло музыкой: пыльными внутренностями старого рояля, пластиком и металлом - синтезатора, деревом скрипки, канифолью и шершавой нотной бумагой. Сильная, полная жизни, она ворвалась в гипнотическое царство математики, как солнечный луч в затхлую темноту чулана.
- Ребята, - пропела учительница тёплым грудным контральто, - у меня для вас хорошая новость. Наша вчерашняя медитация дала чудесные плоды! На Ближнем Востоке установлено перемирие!
Ученики радостно забарабанили ладонями по партам, захлопали в ладоши и засмеялись.
«Интересно, - подумал Джереми, - почему не Хорёк сообщил?» Обычно именно Фреттхен рассказывал о результатах медитаций. «Совсем его загонял старикашка профессор...»
Триоль улыбнулась, полуобернувшись к господину Виллю, словно приглашая его разделить торжество.
- Молодцы, ребята! Вы, милые, - соль земли, знаете? Это дар, мои дорогие, то, что вы делаете, волшебный дар - всему человечеству!