Джереми вздохнул.
- Рыбу ловить, - не унимался Хайли, - кто угодно может. Любой работник...
- Да не кричи ты, - рассердился Джереми. - Я уже оглох. Музыка орёт, и ты орёшь. Ясно, что любой работник может. Сочинять бездарные шлягеры тоже любой дурак умеет. Из глины лепить уродцев. И на стенах малевать. По-твоему, это труднее, чем готовить еду, мести дороги или чистить крыши? Как ты не понимаешь, что океан - это другое. Не выпендрёж, не дешёвые понты. Он живой и настоящий.
«Кому-то для счастья нужны паруса
И свежий попутный ветер»,
- неслось из репродуктора.
- Вот, видишь? - усмехнулся Джереми.
Они остановились у ограды школьного садика. За сеткой-рабицей, среди олеандров, пальм и ярких тропических цветов толпились, наступая друг другу на нелепые башмаки, садовые гномы. С бородами и без, длинноволосые, маленькие - с кустик толстянки, и большие, почти в человеческий рост. От разноцветных шляп и колпаков рябило в глазах.
- Подождать тебя? - спросил Хайли, сунув пальцы в ячейки сетки.
- Не надо, в столовой встретимся. Ты иди пока. Я скоро.
Джереми постоял немного, разглядывая садовый народец. Два человека в Эколе увлекались изготовлением гномов. Роберт - белобрысый верзила, угловатый, как шкаф. Фигурки у него получались изящные и хрупкие, и, как на подбор, голубоглазые - не гномы, а просто эльфы, разве что без крыльев. Их тонкие белые кисти просвечивали насквозь, а в летяще-скользящих позах ощущались одновременно кроткая восторженность и едва уловимое женское коварство. У Вилины, напротив, гномики твёрдо стояли на земле, были широкоплечи и смуглы, а один - притулившийся в дальнем углу палисадника - ну очень походил на Джереми. Такой же кучерявый, скуластый и зеленоглазый. По-мальчишески худой, с узкой спиной и широкими ладонями. Он и одет был так, как Джереми обычно одевался: растянутая майка, цветастые бермуды до колен, наушники на шее и кепка, козырьком назад. Забрался в самое укромное место садика, весь оплетённый повиликой, и отвернулся слегка, словно оберегая их с Вилиной общую тайну.
Джереми вздохнул, поднялся по ступеням и отворил парадную дверь школы.
В уши ударило звуковой волной - по коридору с визгом носилась малышня, между ними лавировали подростки, стараясь перекричать гул голосов.
- Джереми, привет! - Торопыга Боб вразвалочку шагал навстречу. Курносый нос, круглые, безмятежные глаза и широкая улыбка. Он всегда улыбался - маленький, полноватый и добродушный.
Не успел Джереми пожать приятелю руку, как в живот ему с разбегу ткнулся белобрысый коротышка лет шести.
- Простите! - пискнул он и понёсся дальше, пригнув растрёпанную голову, как маленький бычок на игрушечной корриде.
- Вечно тут шум-гам!
- А, не обращай внимания, дети ... Ты к Хорьку?
- Да, Хайли сказал, он меня вызывает.
- Он всех вызывает. Я тоже ходил. Сказал, что хочу выращивать картошку, огурцы, помидоры...
- Хватит, хватит, я уже от Хайли наслушался про твои огородные мечты.
Боб радостно засмеялся:
- Хорьку тоже не понравилось.
- Ну, еще бы. У них на нас совсем другие планы. Физический труд - удел работников. А мы должны развиваться, расти духовно, медитировать на благо мира во всем мире и заниматься искусством.
- Ооо, - восхищенно произнес Боб, - как ты длинно говоришь. Я так не умею.
- Ну ладно, Торопыга, пока, - Джереми потрепал приятеля по пухлому плечу, - знаю я тебя - с тобой и два часа можно простоять. Меня Хорёк ждет.
Протолкавшись сквозь броуновское движение расшалившейся малышни, он добрался до двери психолога и постучал.
- Входите, - раздался тонкий голос Фреттхена.
Глава 2
- Джереми! - крикнула Вилина и радостно помахала другу.
Её крик утонул в смехе, музыке и гомоне. Джереми скрылся за дверью психолога.
Жаль, что не удалось поздороваться и поболтать пару минут. Скоро таких минут станет ещё меньше.
Поговаривали, что каждой молодой паре вместе с домом выделяют помещение для творчества - кому студию, кому мастерскую. А для писателей обустраивают настоящий рабочий кабинет. Муж бывшей соседки по комнате с восторгом рассказывал, как здорово пишется в солидном кожаном кресле за дубовым столом.
Да, повезло им родиться в Эколе. Живут, как в раю. Недаром Фреттхен зовёт их райскими птичками.
Ну, а пока нет собственной мастерской, приходится довольствоваться школьной.
- Вилина! Вилина!!! - две подружки-шестилетки из младшей группы - Инесс и Табита - догнали её в конце коридора. - Ты придёшь после сиесты на детскую площадку? У нас игра с мальчишками! В баскетбол! Будешь нашей болельщицей?
Одна - блондинка с выгоревшими льняными прядками, другая - чёрная, как спелая вишня, с пружинками жёстких волос. Две закадычные подружки и обе обожают Вилину. Если и ссорятся, то только из-за того, кто будет сидеть у неё на коленях, пока она читает книжку.