- И это хорошо?
- Погоди. Затем школьники должны были представить себе, что все это у них уже есть, и описать свои чувства. Потом - что их желание, наоборот, неисполнимо, и снова описать, что они при этом испытывают, и придумать альтернативное. И что, ты думаешь, выяснилось? Очень интересная вещь...
- Господин Фреттхен, - вдруг перебил его Джереми, - а кто это писал? Про красный шевроле? Вроде как Боба почерк?
- Ну что ты, - с досадой поморщился Хорёк и, разгладив листок на колене, сунул его в папку. - При чем тут Боб?
- Извините, - сказал Джереми.
Фреттхен криво улыбнулся.
- Так вот, выяснилось, что самые счастливые люди - это те, кто ставит перед собой реалистичные цели, умеет от них отказываться в случае непреодолимых обстоятельств и ставить новые, - закончил он скороговоркой. - И ты свои, дружок, скорректируй, пока не поздно. А то, знаешь... - он взглянул на часы, - вообще-то, мы опаздываем. Пойдем, нас профессор ждёт. До школы еще дойти надо.
- Разве он нас не к себе домой пригласил? - удивился Джереми.
Хорёк встал и похлопал себя по карманам.
- Куда-то я ключи положил... Чёрт. Домой, говоришь? Много чести. Ты хоть знаешь, кто такой - Верхаен?
- Нет, а кто?
Джереми медленно выполз из-за стола. Его мутило. Голова кружилась, словно от голода, и только по каменной тяжести в желудке и пустым тарелкам на забрызганной соусом скатерти он понял, что наелся до отвала.
- Это наш царь и бог. От его оценки зависит все наше дальнейшее пребывание в этом раю. Одно его слово и... короче говоря, веди себя прилично, без фокусов.
Они вышли из дома и торопливо зашагали по улице. Посёлок еще не до конца проснулся, но где-то уже хлопали двери и слышались голоса. Туманные полутона проявлялись яркими красками, пастель сменялась маслом, ленивая предрассветная тишина - птичьей перебранкой.
Какая-то мелкая пичуга, золотистая в нежном утреннем свете, умостилась на коньке крыши и, точно флюгер, поворачивалась во все стороны.
Репродукторы молчали, но внутри у них что-то скрипело и царапалось. Они как будто набухали музыкой, готовой вот-вот брызнуть из-за чёрных решеток.
Глава 12
«Да, дорогая, я тоже тебя люблю. Что поделаешь, работа, будь она не ладна. Тоже очень по тебе соскучился. Непременно, непременно позвоню. Да, да. Конечно. Приеду, как только смогу. Обещаю».
Гельмут опустил трубку на рычаг и откинулся в кресле. Много лет назад Милена благосклонно принимала его ухаживания - он играл влюблённого, а она позволяла себя любить. Теперь они поменялись ролями. Она просит его побыстрее приехать, а он не торопится.
Вспомнились водянистые глаза тестя, его надменный взгляд и неизменно вонючая сигара.
- Конечно, вы не пара моей дочери, Гельмут. Но если она счастлива с вами, что ж... так тому и быть.
Молодой Верхаен прекрасно уловил подтекст: «Если ей нравится играть с тобой, мальчик, побудь с ней рядом, но не думай, что ты её достоин. Просто мы, богатые люди, можем позволить себе любые игрушки».
- Где вы работаете? Холмарк? Хотите, я устрою вас клерком в один из моих банков?
- Спасибо, господин Макларен, у меня другие планы.
- Что ж, надеюсь, они достаточно амбициозны. Девушки не любят неудачников.
С тех самых пор Гельмут ненавидит сигары. Они напоминают ему о тесте и ассоциируются с унижением.
Других планов у Верхаена не было, он обманул старика Макларена. Женившись на дочери известного банкира, он надеялся заполучить местечко в семейном бизнесе и войти в круг победителей. Место клерка его не прельщало, пришлось искать другие пути.
- Если ты не хочешь идти к папе, нужно учиться! Без образования ты даже место менеджера в своем молле не получишь. Так и просидишь всю жизнь в продавцах.
Милена была права, он и сам это понимал. Поразмыслив, Гельмут решил стать профессиональным психологом. Как Лорена.
Лорена Уилсон. В её кабинете за тяжелыми шторами всегда пахло розами - сладковато и тревожно-прекрасно... Солидный стол с зелёной лампой, а за ним - миниатюрная мисс Уилсон. Аккуратная стрижка в ровных волнах завитков похожая на бутон диковинного чёрного цветка. Костюм в темных тонах, чаще синих и бордо, белый или кремовый шелк блузки. Гипнотически мягкий голос и цепкий взгляд бархатных глаз. Гельмут мог любоваться ею бесконечно. Механически отвечая на вопросы школьного психолога, рассматривал блестящие волосы, бледный лоб, изящно вытянутые шнурочки бровей и длинные, игольчатые тени от ресниц. Зачарованно следил, как шевелятся губы, покрытые блеском, и дергается голубая жилка на шее. Скользил взглядом по вырезу в блузке и, когда тот кончался, со вздохом переключался на узкие запястья и маленькие, нежные руки.