Ему помогала Мэйли. Изящная и хрупкая, с прямой спиной и грацией балерины, она напоминала танцовщицу из музыкальной шкатулки. Крутилась, выставляя на стол башенки из пластиковых стаканов и тарелок, ни на секунду не теряя безупречной осанки и четкости движений. Подол её нежно-розового платья разлетался балетной пачкой.
- Какой вы сегодня нарядный, будто жених! - мягкий грудной голос, лучистый взгляд раскосых глаз и приветливая улыбка не произвели на Гельмута никакого впечатления.
- Вы лучше за учениками смотрите. Насколько мне известно, Джереми - ваш любимый ученик? - тон не оставлял сомнений - профессор не настроен шутить.
- Да, он очень способный мальчик, - сдержанно кивнула китаянка.
- Так почему же вы не развиваете его способности? Почему он не пишет музыку, а занимается какой-то ерундой?
- До него иногда трудно достучаться, - ответила Триоль, - он весь в себе. Творческие люди часто бывают интровертами.
- Задача учителя именно в этом и состоит - достучаться. Заронить в податливую детскую душу интерес к предмету. Нотной грамоте и обезьяну можно научить. Заинтересовать, дать толчок - вот что входит в ваши обязанности.
- Я понимаю, - Триоль почтительно склонила голову с аккуратным пучком на затылке. - Джереми нуждается в большем внимании. Я помогу ему влиться в коллектив и раскрыть дремлющие таланты на благо своё и общества.
- Постарайтесь, пожалуйста. Я на вас рассчитываю.
- Гельмут! - Хорёк излучал детскую радость. - Посмотрите, какой шедевр я приготовил для Софи! Наша великолепная госпожа Лэй согласилась мне ассистировать и вуаля! Полюбуйтесь на эту красоту! Видели вы в своей жизни что-то подобное? Я думаю, Софи будет в восторге!
- Да, прекрасный торт, - равнодушно бросил Верхаен, оглядываясь в поисках именинницы.
Над пляжем сгущалась синева, твердела, сбиваясь на тёмно-фиолетовый. Она почти погасила розовые и оранжевые краски заката, растворила очертания темнеющих пальм и вертлявые фигуры подростков. Вот загорелся один костер, за ним - второй, и вскоре весь пляж расцвел огненными цветами. Шум прибоя смешивался с мягким треньканьем гитары. Донеслись обрывки песни, её перебил взрыв смеха и выкрики звонких, молодых голосов.
Профессор неожиданно почувствовал себя старым, побитым молью экспонатом.
Музейной редкостью, до которой давно никому нет дела, и которую тут же забывают, выныривая из душного зала на свежий воздух, в настоящую жизнь.
Он вдруг совершенно четко осознал - его поезд ушел. Он сел не на той платформе и уехал не туда. Вот она - настоящая, неподдельная радость. Такая, какую увидел он в глазах Софи. А какая радость есть у него? И была ли она? Он потратил свою юность на капризную, избалованную дочку банкира. Для чего? Зачем? Да он бы швырнул сейчас всё свое состояние к босым ногам этой маленькой художницы - за право разделить её радость, её молодость, её способность наслаждаться жизнью, не думая об обязательствах, недовольных спонсорах и завтрашнем дне.
А вместо этого ему придется паковать чемодан и возвращаться к надоевшей жене, с её сплетнями, жалобами на мигрень, выходами в свет к таким же мумифицированным победителям жизни и тоскливому исполнению супружеских обязанностей.
“Happy Birthday to You! Happy Birthday to You! Happy Birthday, Dear Sophie, Happy Birthday to You!” - репродуктор грянул так неожиданно, что Гельмут вздрогнул и тут же устыдился этого. Он воровато оглянулся посмотреть, не заметил ли кто его оплошности, но никому не было до него дела.
«Дорогие друзья! - неслось над пляжем усиленное микрофоном контральто Триоль. - Подходите к шатру! Вас ждет великолепное угощение в честь семнадцатилетия нашей дорогой Софи!»
На её призыв слетелись крикливые гости и, словно голодные чайки, окружили длинный стол, над которым шоколадной башней высился украшенный свечами торт.
- Софи! Где Софи? Ребята, пропустите именинницу!
Хорёк взобрался на возвышение позади стола и оттуда, словно дирижер, размахивал тонкими руками.
- Я здесь! Уже иду! - откликнулся радостный, звонкий голосок.
Гельмут увидел, как Софи уступают дорогу, она пробирается сквозь толпу к Фреттхену и тот помогает ей взобраться на импровизированный постамент - прямо над сияющим облачком свечей.
В тёмных бархатных глазах отражаются язычки пламени, нежные детские губы расплываются в улыбке - она поглощена своим праздником. А в вырезе блузки торчит роза - увядшая и бледная, как и подарившая ее рука.
Верхаен повернулся и быстро пошел прочь.
За спиной раздались хлопки и шипенье салюта, восторженный гул, крики и аплодисменты. Песок под ногами окрасился в синий, потом в зелёный цвет, а в следующую секунду небо полыхнуло ярко-красным заревом.